140 
– Музыканты суеверны? – спрашиваю я.
– Это зависит от инструмента. Струнники – с технической точки зрения, пианисты тоже к ним относятся – могут позволить себе роскошь репетировать, пока не получится так, как нужно, а любые ошибки, которые мы все же делаем, обычно проглатываются оркестром. Тем же, кто играет на духовых, деревянных и особенно медных, тяжелее. Как бы хорошо ты ни играл, одна неудачная нота – и божественная Девятая симфония Брукнера разражается – гм, метафора моего последнего дирижера – натужным пуканьем. Почти все, кто играет на духовых, по утрам пьют кофе с бета-блокаторами[126] вместо печенья. А специалисты по пицце с Якусимы суеверны?
– Последний раз, когда я был в храме, я приходил туда, э-э, чтобы отпилить голову богу.
– Молнией?
– Всего лишь ножовкой из набора юного плотника.
– Она видит, что я говорю серьезно.
– Этот бог не дал тебе того, чего ты хотел?
– Этот бог дал мне именно то, чего я хотел.
– И поэтому ты отпилил ему голову?
– Ага.
– Мне нужно быть осторожней с исполнением твоих желаний.
– Аи Имадзё, я, Эйдзи Миякэ, клянусь, что никогда не отпилю тебе голову.
– Тогда все в порядке. А тебя не отправили в исправительную колонию для малолетних за разрушение религиозных памятников?
– До сегодняшнего утра я никому об этом не рассказывал.
Аи окидывает меня взглядом, который может иметь девяносто девять значений. Над входом в «Макдональдс» висит электронное табло с количеством свободных мест – цифры на нем мигают, изменяясь по единице то в ту, то в другую сторону. В сиденья вмонтированы детекторы, догадываюсь я. Аи говорит, чтобы я занял столик на втором этаже и подождал, пока она стоит в очереди, а я слишком устал, чтобы спорить. В «Макдональдсе» воняет «Макдональдсом», но, по крайней мере, это зловоние заглушит мое собственное – зловоние Миякэ, немытого кухонного раба. На втором этаже расположилась стайка медсестер-практиканток – они курят, жалуются друг другу на жизнь и пронзительно хохочут в мобильники. Я подсчитываю деньги, которые только что заработал, и усталость отступает. Сейчас в «Макдональдсе» европейские недели – на стене висит видеоэкран, по которому ползут виды Рима, а усыпляющая музыка затягивает, как водоворот. Наверху лестницы появляется Аи с подносом и оглядывается. Надо бы помахать, но мне нравится на нее смотреть. Черные леггинсы, небесно-голубая футболка под шелковой рубашкой цвета спелых ягод и янтарные сережки. Если бы Аи была медсестрой, я бы сломал позвоночник, только бы попасть к ней в палату.
– У них кончился шоколадный коктейль,– говорит она.– Я взяла банановый. А у тебя, я вижу, фетиш на медсестер.
– Они, должно быть, э-э, ходят за мной по пятам.
Аи вставляет соломинку в крышку моего коктейля.
– Мечтать не вредно – ты же воняешь сыром. Сатико говорит, что среди ваших покупателей много медсестер – у них практика через дорогу. Вон то серое здание – больница Сэнсо-дзи.
– А я думал, тюрьма. Ты будешь только зеленый чай?
– Зеленый чай – это все, что мне по расписанию можно до обеда.
– О, я опять забыл. Извини.
– Не извиняйся. Диабет – это болезнь, а не грех.
– Я не имел в виду…
– Успокойся, успокойся; я знаю. Ешь.
Под окном течет мощный поток трутней – государственные служащие спешат добраться до своих столов раньше, чем начальник отдела усядется за свой.
– Когда-то давным-давно,– говорит Аи,– люди строили Токио. Но с тех пор что-то изменилось, пошло не так, и теперь Токио строит людей.
Я жду, когда струйка коктейля растворится у меня на языке.
– Так, значит, твой отец сказал, что если ты его не послушаешь и поедешь в Париж, то больше не сможешь вернуться в Ниигату.
– А я сказала, что хорошо, если ему так угодно.
– Значит, ты не поедешь в Париж?
– Я поеду в Париж. И никогда не вернусь в Ниигату.
– Твой отец действительно имел в виду то, что сказал?
– Его термоядерная угроза предназначалась матери, а не мне. «Если ты хочешь, чтобы в старости за тобой ухаживала твоя дочь, ты заставишь ее остаться». Знаешь, почти сразу после этого разговора он отправился играть в патинко. Мать разразилась шквалом рыданий, чего он и ждал. Я думаю: в каком веке мы живем? Знаешь, в горах вокруг Ниигаты есть деревни, куда жен завозят с Филиппин партиями по двадцать человек, потому что как только местные девушки становятся совершеннолетними, они садятся на самый быстрый синкансэн[127] и уезжают подальше. Мужчины не могут понять почему.
140 
