Последние отзывы

  26  

В горячечном, яростном испуге он вернулся к окну, постоял, затем вышел в окно. Ничто не двигалось: ветви деревьев на фоне Луны были голы, не считая белых комьев песка, которые осыпались с них время от времени; он стоял по колено в песке и не замечал никакого движения. Он в течение нескольких минут наблюдал за засыпанными деревьями, пока одно из них не содрогнулось по непонятной причине – от бриза, которого он не почувствовав, или под тяжестью песка высоко в кроне. И только тогда, издалека, он услышал звук и, прислушавшись, догадался, что в ночи звенят колокола. В церквях и в домах звонят в колокола, потому что закончилась буря, сказал он себе; но сперва эти звуки в черном, неосвещенном городе показались ему детскими голосами. Пейзаж снова содрогнулся; оголенные белые силуэты деревьев в лунном свете истекали песком над обочинами.

И тут он почувствовал у своих ног что-то мягкое, тонкое. Он глянул вниз и увидел водоросли на песке. Он смотрел на эти водоросли, поблескивающие в лунном свете, желто-коричневые, на дюне под окном. Теперь ему захотелось вернуться, хотя он никогда не верил в знаки и видения. Несколько минут он стоял, глядя на них, и наконец нагнулся и прикоснулся к ним. Он нежно потянул их и, когда они не поддались, увидел, что они уходят куда-то корнями, вытянувшись на фут, на два. И почувствовал себя идиотом, поняв, что это вовсе не водоросли, а человеческие волосы.

Она слушала его из-под толщи песка.

Это было как тогда в больнице, когда она слушала, как с ней говорит ее матка, только теперь все было немножко наоборот – это она была в глубине. Она была в каком-то пузыре; она дышала, видела и чувствовала, что ей хватает места, словно она могла бы встать и одеться в этой груде песка. Она понятия не имела, что случилось с ее одеждой; она чувствовала, как песок плывет у нее под животом, между грудями, по ногам. К ее удивлению, песок был теплым. Все казалось спокойным. Так как она смутно помнила, что ей нельзя заниматься любовью, и чувствовала себя подвешенной в своей наготе, у нее было ощущение абсолютной девственности, свободы от какого бы то ни было притяжения и каких-либо скоротечных забот. Ветер, похоронивший ее, умчался; она слышала через толщу земли, как он, уже в милях отсюда, приближается к океану; ей тоже слышны были колокола, хотя для нее это был всего лишь высокий звук, как от удара по кромке бокала, разносящийся в пространстве.

Она прислушивалась к его голосу где-то над ее головой и чувствовала, как он тянет ее за волосы. Она знала, что это он. В ее нынешнем состоянии его прикосновение воспринималось как насилие, и это возбуждало ее. Она представила себе, как он стоит над ней в песке, вообразила его на фоне зазубренных синих краев окна. Единственным, чего она не могла толком разглядеть, были его глаза, поскольку она так и не привыкла к исчезновению повязки; когда она видела его лицо, на месте глаз оказывались темные куски неба, и невозможно было понять, что он думает или чувствует, поскольку остальные его черты были так бесстрастны. Она знала, что он овладеет ею. Она знала это по тому, как ссутулились его плечи и хищно скрючились пальцы. Она все еще не видела его, но это не имело значения, ей было не обязательно видеть. Он стоял в песке, и она знала, что он разнял пуговицы на брюках, и отбросил в сторону рубашку, и изготовился над ней нагишом.

Она почувствовала, как песок вокруг нее движется, вытесняется его коленями, опустившимися на землю по обе стороны от нее; когда он стал раскапывать песок вокруг нее, она почувствовала его пальцы у себя между ног, почувствовала, как песок проскальзывает внутрь. Наконец он счистил с нее весь песок от пояса до бедер, и снова она почувствовала, как он потянул ее за волосы, пока не отвоевал ее лицо у дюны. Бриз, поднимавшийся и снова умиравший в окрестностях, был совсем легок; мимо пролетали кусочки коры, и перед ней из крон деревьев вырвалась и всплыла повыше Луна. Он притронулся к ее ногам и пояснице. Он придерживал ее волосы одной рукой и щупал ее лицо другой, проводя пальцами по ее лбу. Она вспомнила, что не должна этого делать, так сказали врачи; но она понимала, что его не остановить. Пригвожденная к песку, она подумала об одном конкретном черном коте и вспомнила, как гладила его шерстку в поле такой же ночью, как эта, когда видно было каждую звезду, а Луна была белой холодной дырой, пульсировавшей над нею; она думала об этом, когда почувствовала, как он вложил в нее пальцы, а следом и остальное. Тогда она поняла, насколько они оба изголодались. Его первое движение было таким мощным и решительным, что она отозвалась спазмом. Блаженство, в котором она покоилась, было прервано. Она попыталась отодвинуться, она силилась вывернуться к нему лицом, но он так глубоко проник в нее, что ей, придавленной, оставалось лишь извиваться.

  26