24 
— Река вокруг нас. Мы находимся как бы на полуострове, река делает петлю. Здесь кратчайший путь. Пойдем.
С этими словами парень стал исчезать в тумане. Слегка рассерженная, Мюриель сошла с тротуара и последовала за ним, хотя ей и хотелось побыть одной.
Земля строительной площадки, казавшаяся довольно ровной, была покрыта бугорками и скользкими выбоинами со льдом. Поверхность земли промерзла, но корочка льда оставалась хрупкой, а под ней была грязь.
— Подожди минуту. Не иди так быстро.
— Извини. Наверное, твои высокие каблучки… О, я вижу, ты носишь то, что называют разумными туфлями. Если хочешь, можешь взять меня за руку.
— Со мной все в порядке. Далеко идти?
— Пара шагов. Впечатляюще, правда? Такая дикая местность. Жаль будет, когда ее застроят. Здесь такой потрясающий вид на собор святого Павла и множество других церквей. Увидишь, когда рассеется туман.
Странно было думать, что они окружены невидимыми куполами, башнями и шпилями. Ей уже казалось, что она вообще не в городе.
— Вот снова тротуар, мы почти пришли.
Из тумана внезапно выросла глухая стена и рядом другая тьма. Мюриель почувствовала себя в заключении.
— Это один из проходов, о которых я тебе говорил. Он сужается, внизу есть ступеньки. Берегись, здесь довольно скользко. Держись за стену, если сможешь.
Мюриель коснулась стены рукой в перчатке. Огромные куски и корки полусгнивших овощей рассыпались в липкую грязь под ее ногами и иногда попадали ей в туфли. Она осторожно спускалась по ступеням, держась за цепь, протянутую возле стены. Потом заметила кусок тротуара, фонарный столб и еще несколько ступеней, ведущих к воде.
— Что ж, вот и река, — сказал Лео. — Хотя сейчас не так уж много можно увидеть. Но ты хотела этого, и она перед тобой.
Туман здесь казался светлее и не таким плотным, как будто замер в ожидании солнца. Мюриель могла видеть пятнадцать — двадцать ярдов быстро текущей воды, темные светящиеся куски окаменевшей смолы, которые река быстро уносила вместе с разбросанными обломками древесины и длинными водорослями, похожими на волосы. Снова очень близко зазвучал туманный горн, и Мюриель опять ощутила то же чувство, которое так и не могла определить, — страх это или любовь. Ступени вели к воде. Она спустилась на нижнюю, а затем повернулась и взглянула на Лео.
Он стоял на верхней ступени, прислонившись к стене. На нем было короткое поношенное черное пальто, воротник которого был поднят и обмотан полосатым шерстяным шарфом, а его коротко подстриженные волосы, потемневшие от влажного воздуха, напоминали лоснящуюся кожаную шапку. Он походил на готовящуюся нырнуть утку или водяного эльфа, который только что всплыл на поверхность. Минуту Мюриель оценивающе рассматривала его, как будто он был произведением искусства, и с удовлетворением отметила округлость его головы. Что делало его таким красивым? Возможно, холодность этих широко расставленных глаз.
Чтобы скрыть столь затянувшееся разглядывание, она спросила:
— Нет ли поблизости моста, чтобы перейти реку?
— Моя дорогая, здесь нет мостов. Это территория дока. Сразу видно, что ты деревенская мышка.
Мюриель минуту подумала. Она не могла оставить такое без внимания. Но если ей удастся осадить его, то с ним возможно будет установить какие-то взаимоотношения.
Она сказала:
— Если мы намерены встречаться, получая от этого некоторое удовольствие, во всяком случае с моей стороны, тебе придется изменить свои манеры.
Лукавое довольное выражение лица сменило на минуту вежливую маску, но затем снова укрылось за ней. Лео спустился к ней на ступеньку-другую, но не слишком близко.
— Я должен встать на колени и извиниться?
Минутой раньше Мюриель приписывала его развязность естественной природе сына слуги — «я не хуже тебя». Теперь она поняла, что он хотел именно того, чего добился, — установления более близких и фамильярных отношений. Она попала в ловушку.
Мюриель холодно сказала:
— Не будь глупцом. Мне нет дела до твоих фамильярностей. А теперь, я думаю, нам пора возвращаться. Извини, но мне снова придется попросить проводить меня, иначе я непременно заблужусь.
— О, не уходи, — попросил он. — Пожалуйста. Здесь замечательно.
Здесь и правда было замечательно, и Мюриель в действительности не испытывала крайней необходимости уходить. Уединенность и заброшенность места делали его значительным и почти священным. Сильный холод не вызывал окоченения, но обострял восприятие. Мюриель снова повернулась к бесшумно бегущей реке. От нее пахло гнилыми овощами, чем-то еще и очень ясно — водой.
24 
