очень нудно 
39 
За головой дремлющей Элизабет, поблескивая как шпиль из позолоченного алюминия, стояла ваза с хризантемами, которые прислал Элизабет дядя Маркус. Девушки уже сочинили множество благодарственных записок, одна умнее другой, но ни одной еще не отослали. Элизабет особенно не любила хризантемы. Мюриель полагала, что рано или поздно им придется увидеть дядю Маркуса. Элизабет это было безразлично. Мюриель не говорила с отцом ни об этом, ни о чем-либо другом уже несколько дней. Она знала, что он никого не принимает. Посетителей, и решительных, и даже отчаявшихся, включая вечно причитающую миссис Барлоу, — всех отсылали. На письма не отвечали и даже не читали. Мюриель немного беспокоилась, но она видела отца в подобном настроении и раньше. Ей самой вскоре придется решить, как себя вести в отношении дяди Маркуса и Шэдокс. Конечно, и речи не было о том, чтобы они навестили Элизабет без позволения Карела. Мюриель же придется повидаться с ними, может, даже умиротворять их. Но она не станет торопиться. Она всегда чуть нервничала при мысли о встрече с Шэдокс. Мюриель не любила и даже немного побаивалась ее ужасного здравого смысла. Всегда существовала слабая, но постоянная вероятность, что Шэдокс окажется права.
Мюриель, стоя и глядя на зачарованную головку, слегка прислонилась к стене там, где она переходила в нишу, в которой стояла кровать. Ее рука, ощупывая стену, коснулась места, где соединялись две перегородки, и почувствовала щель в обоях — то место, откуда можно заглянуть из бельевой в комнату Элизабет и дальше, в темную подводную пещеру французского зеркала. Мюриель виновато убрала руку. Она тотчас же подумала о корсете Элизабет и на секунду, казалось, увидела его, как будто ее кузину просветили рентгеновскими лучами — полую, как каркас, покрытую сталью, с металлической головой. Видение странно взволновало ее. Но в следующее мгновение она отмела его и стала думать о болезни Элизабет. Теперь в ее мыслях было так много фатализма. Верила ли она действительно, что Элизабет когда-нибудь поправится и сможет вести нормальную жизнь?
Они все так привыкли прятать Элизабет, хранить ее, как какое-то тайное сокровище. Было ли в этом что-то странное, неестественное? Мюриель пришло в голову, что в целом этот режим казался простым и заурядным из-за отношения к нему самой Элизабет, ее поддержки, даже некоторой иронии к себе. При другом повороте это могло показаться тюремным заключением. И все же не произошли ли незаметно в последнее время какие-то перемены? Возможно, Элизабет, повзрослев, стала лучше осознавать свое бедственное положение и ту ужасную отдаленность от жизни, в которой она находилась. Может быть, она теперь трезво оценила, что никогда не излечится, никогда не будет здоровой и свободной. Это могло стать причиной возросшей апатии и холодности, что огорчало Мюриель и заставляло ее сейчас испытывать своего рода клаустрофобию, будто она где-то заперта вместе со своей кузиной. Элизабет так долго играла роль веселого ребенка, словно являясь источником света в их доме. Но теперь Мюриель, глядя на дремлющее, погруженное в оцепенение лицо, ужаснулась, увидев нечто совершенно иное, нечто внушающее страх. La Belle Dame sans Merci[11].
Конечно, все это глупости. Ее воображение становится болезненным. Нескончаемый туман делал их всех немного нервными. И все же это правда, что Элизабет вела абсолютно изолированный образ жизни. Ей следует больше видеть людей, знакомиться с молодыми мужчинами. Нельзя держать ее взаперти, доведя до такого состояния, когда общение станет очень трудным. Не следует ли нам убежать, пока не стало слишком поздно? Мюриель сама удивилась, как сильно она пристрастилась к этой мысли. Откуда же они должны были вырваться? Чего она здесь так боялась, что заставляло ее смутно мечтать о бегстве, о спасении, о потрясении, которое сможет разрушить барьеры и осветить внезапным светом перемен то, что кажется темным и непонятным?
Мюриель встряхнулась и стала подбирать с пола разбросанные бумаги. Потом тихо позвала Элизабет™.
— Дорогая.
— М-м-м?
— Я должна пойти за покупками, иначе нам опять придется есть яйца. Я приду примерно через час, на случай, если ты надумаешь позвонить.
— М-м-м.
— Я заберу тарелки. Извини, они остались здесь.
— А я и не заметила.
— Купить тебе что-нибудь особенное?
— Нет, спасибо, дорогая.
— Я принесу тебе маленький подарок.
39 
