— Ты не можешь ни помочь Атегве, ни прорвать кольцо, Гней, — сказал он. — Ты только теряешь людей. Отходи к Кордубе. Атегву мы потеряли.
Падение Атегвы, несмотря на ее героическое сопротивление, во многих отношениях стало ударом для республиканцев. Цезарь не только накормил своих лошадей, но и вынудил Лабиена отойти к побережью в поисках пастбищ и фуража, а испанцы стали терять веру в победу. Участились случаи дезертирства среди местных солдат.
Но спокойная радость Цезаря был отравлена письмом от Сервилии, присланным в сопровождении футляра со свитками.
Я думаю, ты получишь такое же удовольствие от приложения к моему письму, Цезарь, какое получила я. В конце концов, ты единственный, человек, чья ненависть к Катону достигает высоты Арарата. Этот перл создал деревенщина Цицерон, а опубликовал, естественно, Аттик. Случайно встретив этого двуличного плутократа, которому удается сохранять хорошие отношения и с тобой, и с твоими врагами, я его так отделала, что он долго теперь будет чесаться.
«Ты — паразит и лицемер. Аттик! — сказала я. — Типичная посредственность, сосущая прибыль из всего, что тебе не принадлежит, не имея притом никаких личных талантов. Я очень рада, что Цезарь начал заселять колонистами твою латифундию в Эпире. Это отучит тебя присасываться к государственным землям! Надеюсь, что ты сгниешь заживо, а беднота угробит все твое достояние!»
Я не могла придумать ничего лучшего, чтобы нагнать на него страху. Очевидно, он и Цицерон думали, что твоя колония будет расположена подальше от скота и кожевенного завода Аттика, не в Бутроте. Но оказывается, это все же Бутрот. Цезарь, не позволяй Аттику отговорить тебя от колонизации столь лакомого участка! Эта земля Аттику не принадлежит, он не платит за нее ренты. И заслуживает всего, что потерпит от неимущих! Опубликовать столь отвратительную хвалебную песнь худшему из людей, что когда-либо сидели в сенате! Я так зла! Прочтя этот опус, разозлишься и ты, а вот мой слабоумный сынок считает это произведение замечательным. Кажется, он тоже написал небольшой некролог, превозносивший до небес его дражайшего дядюшку, но разорвал свое сочинение после того, как прочел панегирик Цицерона.
Брут говорит, что он возвратится в Рим, как только Вибий Панса прибудет в Италийскую Галлию ему на смену. Честно, Цезарь, где ты выискиваешь таких ничтожеств? Панса разбогател, женившись на дочери Фуфия Калена, так что, думаю, он пойдет далеко. Кстати, в Риме находятся несколько твоих старых легатов по Галлии, от претора Децима Брута до экс-губернатора Гая Требония.
Я знаю, Клеопатра пишет тебе по четыре раза на дню, но решила, что для разнообразия тебе не помешает и стороннее мнение о ее положении. Оно просто бедственное. Ей удается держаться, но без тебя она очень страдает. Зачем ты сказал ей, что кампания будет короткой? Ведь Рим, как я понимаю, не увидит тебя целый год. И почему ты поселил ее в этом мраморном мавзолее? Бедняжка постоянно там мерзнет! Эта зима такая холодная, ранняя. На Тибре лед, а в Риме уже выпал снег. Я думаю, в Александрии зима сравнима с нашей поздней весной. Однако мальчик доволен. Он считает, что игры в снегу — самое интересное занятие в мире.
А теперь сплетни. Фульвия ждет ребенка от Антония. Выглядит как всегда, то есть сияет. Вообрази! Вероятно, родится мальчик. Копия третьего из ее хулиганов! Клодий, Курион, а теперь еще и Антоний.
Цицерон — о, меня прямо преследует этот мужлан! — женился на днях на своей подопечной, на семнадцатилетней Публилии. Как тебе нравится? Омерзительно, да?
Прочти «Катона». Цицерон, кстати, очень хотел посвятить свое творение Бруту, но Брут отклонил эту честь. Почему? Потому что знал, что я его за это убью.
Цезарь читал «Катона» с тем же чувством гадливости и омерзения, что и Сервилия. К концу его гнев раскалился добела. Катон, говорил Цицерон, был знатнейшим из римлян, когда-либо живших на свете, а также самым преданным и самым непоколебимым слугой Республики, канувшей в небытие. Враг всех тиранов, таких как Цезарь, стойкий защитник mos maiorum, герой даже в своей смерти, идеальный муж и отец, блестящий оратор, он умел смирять свои плотские аппетиты, до конца оставался истинным стоиком, и т. д. и т. п. Вероятно, если бы Цицерон на этом остановился, Цезарь смог бы переварить его труд. Но Цицерон пошел дальше. Вся соль панегирика заключалась в противопоставлении превосходных достоинств Марка Порция Катона и отвратительных злодейств диктатора Цезаря.