Грудь его сжималась, испытание закончилось, и он с ним справился хорошо. А теперь астма заставит его заплатить за успех.
Луций Антоний не пошел за ним. Он стоял, хмурясь.
— Хитрый маленький лис очень умело заморочил мне голову, — сказал позднее Луций Фульвии.
Та снова ждала ребенка и очень скучала по Антонию, поэтому была раздражительной.
— Ты не должен был разрешать ему говорить, — сказала она. Лицо мрачное, тут и там морщинки. — Иногда, Луций, ты становишься идиотом. Если ты точно передал его слова, тогда то, что он сказал, указывая на кольцо вокруг солнца, значило, что Цезарь — бог, а он — божий отпрыск.
— Ты и вправду так думаешь? А мне показалось, что это хитрый словесный прием, — сказал, хихикая, Луций. — Тебя там не было, Фульвия, а я был. Он прирожденный актер, вот и все.
— Таким был и Сулла. И зачем ему говорить тебе, что он девственник? Юноши этого не говорят, они скорее умрут, чем признаются в этом.
— Я подозреваю, что на самом деле ему хотелось сказать мне этим, что он не гомосексуалист. Он так смазлив, что любому мужчине подумается обратное, но у него, по его словам, нет пороков, а потребности очень непритязательные. Но он хороший оратор и произвел на меня впечатление.
— Мне он кажется опасным, Луций.
— Опасным? Фульвия, ему восемнадцать!
— Его восемнадцать больше походят на восемьдесят. Его цель — привлечь на свою сторону клиентов Цезаря и его сторонников, а не знатных коллег. — Она поднялась. — Я напишу Марку. Думаю, он должен знать.
Когда Антоний через два рыночных интервала после письма Фульвии получил письмо от плебейского эдила Критония, из которого узнал, что наследник Цезаря пытался выставить на играх в честь Цереры золотое курульное кресло и золотой венок, украшенный драгоценностями, он решил, что пора возвращаться в Рим. Маленькой шавке не повезло. Задумка не удалась. Критоний, ответственный за эти игры, запретил демонстрацию. Тогда молодой Октавий потребовал, чтобы на параде была показана диадема, которую Цезарь однажды отринул! Критоний вновь ему отказал. Но Октавий не сдался, не испугался. Более того, писал Критоний, он настаивает, чтобы его звали Цезарем! Ходит по Риму, разговаривает с простыми людьми. Не отзывается на Октавия и даже на Октавиана!
Двадцать первого мая, сопровождаемый охраной в несколько сотен ветеранов, Антоний въехал в Рим на загнанной лошади. У него болел крестец, настроение было отвратительным. Во-первых, из-за ужасной поездки, а во-вторых, он сердился, что его оторвали от очень важной работы. Неизвестно, на что решатся освободители, если он не удержит ветеранов на своей стороне!
И еще одна вещь выводила его из себя. Он послал в Брундизий надежных людей за налогами, собранными с провинций, и за деньгами, взятыми Цезарем из казны на войну. Налоги привезли в Теан, на его базу — большое облегчение, ибо теперь он мог продолжить закупку земель для оттрубивших свое ветеранов и пустить какую-то сумму на уплату своих срочных долгов. Преследуя личные цели, Антоний ничуть не стеснялся запускать лапу в римский кошель. Как консул, он просто послал Марку Куспию уведомление, что будет должен казне двадцать миллионов сестерциев, вот и все. Но деньги Цезаря в Теан не пришли, потому что в Брундизии их уже не было. Удивленный служащий банка сказал легату Антония, бывшему центуриону Кафону, что от имени Цезаря его наследник забрал весь вклад. Зная, что он не может вернуться в Кампанию с этим неприятным известием, Кафон перерыл в поисках весь Брундизии и все окрестности, даже прошелся по селам, но ничего не узнал. В тот день, когда деньги исчезли, шел проливной дождь. Горожане попрятались по домам, а ветераны двух неизвестно чего ожидающих возле порта когорт заявили, что они тоже в здравом уме, чтобы болтаться по улицам в такое ненастье. Деньги вроде бы погрузили на шесть десятков подвод, но обоза не видел никто. Авл Плавтий, когда его спросили, весьма удивился и был готов прозакладывать головы всего своего семейства, что Гай Октавий не имеет ничего общего с воровством. Банк, правда, располагается рядом с его домом, но юноша только-только прибыл из Македонии, бледный, уставший, измученный своей хворью. И Кафон вернулся в Теан, отправив группу своих людей наводить справки, не видел ли кто тяжело груженный обоз, двигавшийся, например, на север к Барию, или на запад к Таренту, или на юг к Гидрунту. Другая группа направилась на побережье разузнавать, не выходили ли после шторма в море какие-нибудь каботажные корабли.