Последние отзывы

  307  

— Откуда здесь все знают тебя, юный Цезарь?

— Это лишь отражение чужой славы, Луций Корнелий. Я ведь повсюду хожу с Гаем Марием, ты знаешь. Здесь, вблизи Форума, я — просто мальчик Гая Мария. Но как только мы войдем в Субуру, там люди знают именно меня.

— Твой отец дома?

— Нет, он все еще под Аскулом вместе с Публием Сульпицием и Гаем Бебием, — ответил мальчик.

— Теперь он скоро будет дома. Эта армия уже выступила в обратный путь.

— Да, я думаю, скоро.

— С радостью ждешь встречи с отцом?

— Конечно, — просто ответил юный Цезарь.

— Ты помнишь своего двоюродного брата, моего сына?

Лицо мальчика осветилось; теперь энтузиазм был неподдельным:

— Как я могу забыть его? Он был такой милый! Когда он умер, я написал о нем стихотворение.

— Что ты говоришь! Ты можешь прочитать его мне?

Цезарь покачал головой:

— Мне было нехорошо в те дни, и я не стану читать стихи, если ты не возражаешь. Когда-нибудь я напишу о нем получше и тогда сделаю копию для тебя.

Глупо было бередить старую рану, Сулла находил это неудобным в беседе с одиннадцатилетним мальчиком. Он замолчал, сдерживая слезы.

Аврелия, как всегда, была за своим рабочим столом — занималась делами, но сразу же вышла, как только ее управляющий Евтихий доложил госпоже, кто привел ее сына домой. Когда Аврелия и Сулла расположились в комнате для приема гостей, юный Цезарь остался с ними, внимательно приглядываясь к матери. «Что ему еще втемяшилось?» — подумал Сулла, раздраженный тем, что присутствие мальчика не позволяло ему спросить Аврелию о важных для него вещах. К счастью, она заметила недовольство гостя и скоро отослала сына, который покинул их с неохотой.

— Что это с ним? — спросил Сулла.

— Подозреваю, Гай Марий сказал что-нибудь такое, чтобы вызвать у Гая Юлия ошибочную мысль по поводу моей дружбы с тобой, Луций Корнелий, — спокойно отозвалась Аврелия.

— О боги! Вот старый негодяй! Как он смел!

Прекрасная Аврелия весело рассмеялась:

— Время, когда меня могли беспокоить подобные пустяки, прошло, — ответила она. — Я знаю наверняка: когда мой дядя Публий Рутилий написал Гаю Марию из Малой Азии и сообщил, что его племянница развелась со своим мужем после рождения рыжеволосого сына, Юлия и Гай Марий пришли к заключению, что эта племянница — я, а ребенок рожден от тебя.

Теперь уже рассмеялся Сулла:

— Неужели они так мало тебя знают? Твои укрепления преодолеть труднее, чем стены Нолы.

— Это верно. И ты сам имел случай убедиться.

— Я мужчина, такой же, как всякий другой.

— Не скажи. Тебе бы следовало привязать пучок сена к этому рогу.

Подслушивая из своего укромного места над фальшивым подвесным потолком кабинета, юный Цезарь испытал огромное облегчение: его мать, несмотря ни на что, была добродетельной женщиной. Но затем эта мысль была изгнана из его сознания другой, с которой труднее было справиться: почему она никогда не показывала ему этой стороны своей жизни? Она сидела там, смеясь, отдыхая, увлеченная игривым поддразниванием, — юный Цезарь был уже достаточно взрослым, чтобы понимать подобные вещи. И матери нравится этот отталкивающий человек! Она говорит ему такие вещи! Они свидетельствуют о старой и прочной дружбе. Возможно, она и не была любовницей Суллы, но между ними определенно существовала тесная связь, которой не было между нею и ее мужем, его отцом. Раздраженно смахивая слезы, юный Цезарь лежал вытянувшись в своем укрытии. Ему с трудом удавалось сохранять беспристрастность. «Забудь, что это твоя мать, Гай Юлий Цезарь Младший! Забудь о том отвращении, которое у тебя вызывает ее друг Сулла! Слушай их и учись».

— Ты очень скоро будешь консулом, — говорила Аврелия.

— В пятьдесят два года. Позже, чем Гай Марий.

— И уже стал дедушкой! Ты видел малышку?

— О, прошу тебя, Аврелия! Рано или поздно я, наверное, возьму Элию под ручку, пойду в дом Квинта Помпея, поприсутствую там на обеде и пощекочу ребенка под подбородком. Но почему меня должно интересовать рождение дочери у моей дочери до такой степени, чтобы кидаться поглядеть на эту малявку?

— Маленькая Помпея совершенная красавица.

— Тогда она может вызвать такие же ужасные бедствия, как Елена Троянская!

— Не говори так. Я всегда считала, что бедная Елена прожила в высшей степени несчастную жизнь. Движимое имущество. Игрушка для постели, — решительно заявила Аврелия.

  307