369 
Сулла говорил медленно, чтобы глашатаи успевали передавать его слова по толпе. Затем он сделал паузу и держал ее до тех пор, пока последний звук не растворился в пространстве.
— Слишком долгое время, народ Рима, право Сената и консулов управлять делами и законами Рима игнорировалось, а последние годы даже попиралось некоторыми властолюбивыми, самовлюбленными демагогами, называющими себя народными трибунами. Эти беспринципные задабриватели толпы искали избрания как охранители прав народа, но затем дошли до того, что оскорбили эти священные права совершенно безответственным образом. Они оправдывали свои поступки всегда одним и тем же: все, что они делают, делается якобы в интересах «державного народа»! На самом же деле истина заключалась в том, народ Рима, что они действовали исключительно в собственных интересах. Вы соблазнились обещаниями щедрых даров и привилегий, которые государство сейчас совершенно не в состоянии даровать вам. Подумайте о том, что подобные демагоги появляются именно в те времена, когда государство меньше всего способно пожаловать какие-либо дары или привилегии. Вот почему они преуспели! Они играли на ваших желаниях и на вашем страхе! Но они вовсе не собирались облагодетельствовать вас, ибо все, что они обещали, попросту невозможно. Разве Сатурнин не обещал всегда обеспечивать вас бесплатным зерном? Конечно, обещал! Но не сделал этого! Такого зерна просто не было в наличии. Если бы оно было, то ваши консулы и Сенат сами снабдили бы вас этим зерном. И когда такое зерно появилось — а произошло это при консуле Гае Марии, — то он сам распределял его. Правда, не бесплатно, но по очень разумной цене.
Сулла вновь остановился, ожидая, пока его догонят глашатаи.
— Неужели вы действительно поверили, что Сульпиций законодательно аннулирует ваши долги? Разумеется, он не стал бы делать этого! Даже если бы я со своей армией не остановил его, это было не в его власти. Ни один человек не может на основании задолженностей согнать целый класс с его законного места — а именно это Сульпиций проделал с Сенатом! — а затем аннулировать все долги! Это лишено какой-либо логики. Если вы изучите образ действий Сульпиция, то сами убедитесь в этом. Сульпиций хотел уничтожить Сенат, позволив вам думать, что станет обращаться с вами совершенно противоположным образом. Он желает уничтожить Сенат, убедив вас в том, что Сенат является вашим врагом. А он, дескать, ваш друг. Это приманка, старая как мир. Если бы Сульпиций действительно хотел этого, он мог бы обеспечить общее аннулирование долгов. Но он использовал тебя, народ Рима. Никогда он не говорил в публичном собрании, что собирается провести закон об общем аннулировании долгов! Вместо этого Сульпиций разослал своих агентов, чтобы те нашептывали вам об этом приватно. Разве это не говорит о том, насколько он был неискренен? Если бы он действительно намеревался ликвидировать долги, то объявил бы об этом с трибуны. Но он не сделал этого. Он использовал вас. Ему совершенно безразлично ваше положение. Тогда как я, ваш консул, облегчал тяжесть долговой ноши как мог, не подрывая при этом всей денежной системы. И я делал это для каждого римлянина, от высшего класса до низшего. Я даже сделал это для тех, кто не являются римлянами! Я издал общий закон, ограничивающий уплату процентов размерами всего капитала и по исходно договоренной ставке. А потому вы можете сказать, что именно я помог облегчить долги. Я, а не Сульпиций!
Сулла несколько раз повернулся на одном месте, делая вид, что всматривается в лица, а затем пожал плечами и воздел руки в тщетном призыве.
— А где же Публий Сульпиций? — спросил он, прикидываясь удивленным. — И кого я убил, когда вводил свою армию в Рим? Несколько рабов и вольноотпущенников, несколько бывших гладиаторов. Сброд! Я не убивал уважаемых римлян. Почему же тогда здесь нет Публия Сульпиция, чтобы опровергнуть все, что я только что сказал? Призываю Сульпиция выйти вперед и опровергнуть меня в честном споре, и не внутри Гостилиевой курии, а здесь, перед лицом всего римского народа! — Сулла сложил ладони рупором и, поднеся их ко рту, проревел: — Публий Сульпиций, народный трибун, я требую, чтобы ты вышел сюда и ответил мне!
Единственным ответом ему было молчание толпы.
— Его здесь нет, народ Рима! Потому что когда я, законно избранный консул, вошел в город в сопровождении своих единственных друзей, своих солдат, чтобы искать справедливости для себя и для них, Публий Сульпиций бежал. Но почему он бежал? Почему он боится за свою жизнь? Почему он так поступает? Разве я убил кого-нибудь из магистратов или даже обычного, но уважаемого римского гражданина? Разве я стою здесь в полном вооружении, держа в руке окровавленный меч? Нет! Я стою здесь в тоге с пурпурной каймой, которая соответствует моей официальной должности, а моих единственных друзей, моих солдат здесь нет, и они не могут слышать, что я говорю вам. Да им и не нужно быть здесь! Я такой же законно избранный их представитель, как и ваш. Только Сульпиция здесь нет! Почему? Вы действительно верите, что он боится за свою жизнь? Если он по-настоящему боится, то лишь потому, что знает: он поступил незаконно. Что касается меня, то я готов был бы его оправдать за недостаточностью улик и всем своим сердцем желал бы, чтобы он был здесь сегодня!
369 
