110 
Пламя в лампе еще мигало, говоря о том, что ее только что внесли в каюту. Но света оказалось достаточно, чтобы он разглядел испуг в ее глазах. Он не сразу отвел взгляд от расширившихся фиалковых глаз и тут только заметил, что Эвелин все еще в вечернем платье, на которое накинут плащ. Он сам за ужином нередко бросал взгляды в сторону довольно откровенного декольте. Но теперь его гораздо больше интересовало, насколько это декольте сумело усладить взоры Хэндерсона.
Алекс облизал губы и оскалился.
— Слава богу, ты хоть одета, дорогая. Хвала вашей хваленой пуританской скромности! Но разве я не учил тебя, что заниматься любовью лучше без одежды?
Под его взглядом Эвелин сняла плащ с плеч и бросила на рундук у себя за спиной.
— Ты что, с ума сошел? Что-нибудь с твоим кузеном?.. С лордом Грэнвиллом? Давай я пойду к нему. Нельзя оставлять его одного.
Эвелин хотела пройти мимо, но Алекс не двинулся с места, загораживая проход.
— Эверетт спокойно спит. Твоя мать пошла присмотреть за ним… Ты не встретила ее? Какая жалость! Где же ты была?.. И подумала ли ты, что может случиться, если я вдруг увижу тут Хэндерсона? Но теперь-то что уж…
Глядя на нее в упор потемневшим от гнева взглядом, Алекс стал снимать сюртук.
Эвелин сделала шаг назад, но отступать было некуда, и она уперлась спиной в рундук. Начав догадываться, что имеет в виду Алекс, она поднесла ладонь ко рту. Ей стало страшно.
— Не знаю, о чем ты говоришь. Капитан Оливер пригласил нас посмотреть, как резвится в лунном свете стадо китов. И нет ничего особенного в том, что Хэндерсон вызвался меня сопроводить.
— И как часто за последний месяц он сопровождал тебя? Как часто он согревал тебя в объятиях? Вы всегда стояли на палубе голова к голове? Ты думаешь, я слепой или дурак?.. Что бы там между вами ни было, ты все еще моя жена. И я не позволю лживому ублюдку делать из меня посмешище.
— Алекс! — Ошеломленная обвинениями, Эвелин попробовала оттолкнуть руку, которой он обхватил ее за талию. — Неужели ты действительно думаешь?.. Да чем я дала тебе пово..?
Не дав ей договорить, он закрыл ей рот своими губами. Пальцы Эвелин судорожно вцепились в шитье на его камзоле, потому что, еще отступив, она потеряла равновесие и стала садиться на узкий рундук. Его внезапная близость обрушилась на нее, лишая не только возможности, но и желания сопротивляться.
Все же она издала болезненный крик, когда Алекс, сжав ее сильнее, приподнял в воздух. Поцелуи были грубыми, требовательными, и ей не оставалось ничего, как только ответить на них. А отвечала ли она против воли, или не совсем, какое это имело сейчас значение? Все обиды последних недель, бессонные ночи, глупые мысли исчезли в один момент, растворились в его объятиях. Руки Эвелин скользили по его плечам, и она не сопротивлялась, когда он повалил ее на рундук и навалился всей тяжестью.
— Я не позволю Вам вынашивать ублюдков под моим именем, мадам. Если мне суждено иметь наследника, то он будет мой. Плоть от моей собственной плоти… Да, я был дураком, но теперь хватит! Открывайте лавочку, женушка, начнем творить династию!..
Эвелин слушала его с ужасом, чувствуя запах бренди; она понимала, что его поступками руководит сейчас алкоголь. И если бы она могла, она стала бы сопротивляться. Не кричать же? На крики сбегутся Джейкоб, мать, Хэндерсон и еще непонятно кто. И то унижение, которое она испытывала сейчас, будет ничто по сравнению со стыдом предстать в таком виде перед чужими людьми. Кроме того… Она так хотела его, что не стала бы сопротивляться. Что бы он с ней ни делал…
Руки Алекса стянули платье почти до пояса, он стал жадно целовать ее грудь, одновременно все выше задирая юбку. Эвелин, вцепившись в его плечи, уже сама искала его губы, хотела этого жара. Ей не было стыдно, когда он, оборвав завязки нижней юбки, отбросил ее в сторону. Вот теперь она была полностью открыта перед ним, так, как он хотел. Но ей было все равно. Уткнувшись лицом в его плечо, она хотела только одного — чтобы это продолжалось дальше.
Он находился словно в лихорадке, дрожащими руками снимая с себя бриджи, не тратя больше времени на ласки. Эвелин сдавленно вскрикнула и впилась зубами в ткань рубашки, когда он сильным толчком вошел в нее, сразу наполнил до краев и отступил. Как раз тогда, когда она почувствовала, что сейчас просто лопнет, взорвется.
— девяносто восемь, — прошептал он ей в ухо и опять мощно устремился вперед.
Она быстро уловила лихорадочный ритм, чувствуя, как все внутри, наливаясь от желания, окружает его плоть, и теперь хотела только выкрикнуть все, что испытывала сейчас. Но тут кто-то постучал в дверь, и встревоженный голос Аманды произнес:
110 
