Последние отзывы

  86  

Через двадцать четыре часа, сказал им штурман, они пришвартуются в Александрии.

Царь склонился над бортом и стал вглядываться в густой туман, совершенно скрывший океанскую воду.

Было четыре часа утра. Спал даже граф Рутерфорд. Когда Рамзес в последний раз заходил в каюту, Самир тоже спал. Так что сейчас царь был на палубе совсем один.

Ему здесь нравилось. Ему нравился низкий рев моторов, от которого дрожала стальная обшивка корабля. Ему нравилась сама его мощь. Парадокс: среди всех этих мощных машин и чудес техники человек двадцатого столетия оставался таким же двуногим существом, каким был всегда, несмотря на то что он изобрел все эти чудеса.

Царь достал сигару – одну из тех ароматных сладких сигар, которые подарил ему граф Рутерфорд, и, закрыв ладонью горящую спичку, прикурил. Он не видел дыма – тот сразу исчезал на ветру, но чувствовал аромат табака. Рамзес закрыл глаза и, наслаждаясь свежим ветром, опять стал думать о Джулии Стратфорд, о том, что теперь она в безопасности в своей тесной маленькой спаленке.

Но образ Джулии Стратфорд тут же растаял. Теперь он видел Клеопатру. Через двадцать четыре часа мы будем в Александрии.

Он увидел приемный зал во дворце, длинный мраморный стол и ее, юную царицу, такую же юную, какой сейчас была Джулия Стратфорд: она разговаривала со своими советниками и послами.

Он наблюдал за ней из прихожей. Его не было в Александрии долгое время, он странствовал на севере и востоке, побывал в королевствах, которые в прошлые века были ему незнакомы. Возвратившись прошлой ночью, он отправился прямо к ней в спальню.

Всю ночь они предавались любви; раскрытые окна выходили на море; она изголодалась по нему, как и он по ней; несмотря на то что за прошедшие месяцы у него были сотни женщин, любил он только Клеопатру. И страсть его была так сильна, что он под конец причинил ей боль – и все-таки она поощряла его, крепко прижимала к своему телу и снова и снова принимала его.

Прием закончился. Рамзес видел, как она отослала при­дворных. Он видел, как она встала с трона и направилась к нему – высокая женщина с волшебными формами, с длинной нежной шеей, с блестящими черными волосами, забранными в высокую прическу на затылке на римский манер.

Лицо ее хранило надменное выражение, которое подчеркивал высоко вздернутый подбородок. Ей надо было казаться сильной и холодной, чтобы хоть немного умерить врожденную соблазнительность.

Но, едва отдернув занавес, она повернулась к царю и улыбнулась, и глаза ее засияли чудесным светом.

Было время, когда он знал людей только с карими глазами – он был единственным голубоглазым среди них, и лишь потому, что выпил эликсир. Потом он путешествовал по дальним странам, по землям, о которых египтяне ничего не знали; там он встречал смертных мужчин и женщин с голубыми глазами. Но, несмотря на это, только карие глаза казались ему настоящими, неподдельными, он умел читать только по карим глазам.

У Джулии Стратфорд были темно-карие глаза, огромные, ласковые и выразительные – такие же, как у Клеопатры в те далекие дни, когда она обнимала его.

«Ну, что мы будем изучать сегодня?» – спросила царица по-гречески, на том единственном языке, на котором они разговаривали друг с другом. В ее взгляде таилась память о миновавшей ночи любви.

«Очень простые вещи, – ответил он. – Переоденься, и пойдем на улицу, погуляем среди людей. Ты увидишь то, чего не видела ни одна царица. Вот чего я хочу».

Александрия. Какой он увидит ее завтра? Это был греческий город, с каменными улицами и белыми стенами, с купцами, которые торговали по всему свету, это был порт, населенный ткачами, ювелирами, стеклодувами, мастерами, которые выделывали папирус. Они работали возле кишащей народом гавани в маленьких лавчонках огромного рынка.

Они прошли вдвоем через базар, одетые в бесформенные робы, которые надевают на себя мужчины и женщины, не желающие быть узнанными. Двое, странствующие во времени. Он так много рассказывал ей – о своих северных странствиях, о долгом путешествии в Индию. Он ездил на слонах и своими глазами видел священного тигра. Он был в Афинах, куда ездил послушать великих философов.

Что же он узнал? Что Юлий Цезарь, римский полководец, завоевал мир; что он завоюет и Египет, если Клеопатра не остановит его.

О чем она думала в тот день? Неужели она слушала его вполуха, не придавая значения его горьким советам? Что она увидела в простых людях, окружавших ее? Какими она видела женщин и ребятишек, надрывавшихся у ткацких станков и в прачечных? Матросов всех национальностей, рыскающих в поисках развлечений?

  86