Дейзи явно смущена. Она открывает рот, но обрывает себя на полуслове и наконец отвечает с натянутой улыбкой:
— Подожди — увидишь.
— Шекспир-то, разумеется, не считал себя жалким челноком. Это ирония. А ты, милая, ты тоже иронизируешь?
Дейзи мнется, пряча лицо за бокалом. Наконец отставляет бокал и пристально смотрит на деда.
— Дедушка, он не «решился».
— Как так не «решился»? Ты что, не помнишь? Мы же с тобой разучивали этот сонет!
— Помню, дедушка. Но у Шекспира сказано «дерзнул». «Дерзнул я появиться на волне». «Решился» из размера выпадает.
Грамматик уже не улыбается. Он застывает, устремив на внучку тяжелый взгляд, а она глядит ему в лицо дерзко и вызывающе — совсем как на отца в кухне. Она бросила вызов и не намерена отступать. Что до Пероуна, то он не понимает, чем «дерзнул» так уж сильно отличается от «решился».
— Вот как, — говорит наконец Грамматик. — Выпадает, говоришь. Ну ладно. Генри, как у тебя дела на работе?
За все двадцать с лишним лет знакомства тесть ни разу не спрашивал, как у Генри дела на работе. И Генри не позволит ему вот так затыкать внучке рот.
— Наша память иной раз выделывает странные штуки, — замечает он с приятной улыбкой. — Со мной еще и не такое случалось.
И поворачивается к Дейзи. Она кажется смущенной и явно подыскивает предлог сбежать. Но он ее не отпустит.
— Объясни, пожалуйста. Я что-то не понял. Почему «дерзнул» сюда подходит, а «решился» — нет?
Дейзи мило улыбается отцу.
— «Дерзнул я появиться на волне…» — медленно и отчетливо повторяет она. — Это пятистопный ямб. Ти-там, ти-там, ти-там: безударный — ударный, безударный — ударный. И так пять раз. А «решился я» — добавляет лишнюю стопу, она ломает размер.
Грамматик тем временем устраивается на кожаном диванчике; его шумный вздох отчасти заглушает ее последние слова.
— Ладно, ладно, — ворчит он, — придержи коней. А «то был не сон, не сказочное виденье…» — это что такое? У Шекспира полно неправильных строк, в сонетах так просто десятки. Он вполне мог написать «решился».
— «То был не сон» — это Уайет,[15] — бурчит себе под нос Дейзи.
Пероун бросает на нее взгляд и предостерегающе поднимает палец. Она настояла на своем, но последнее слово должно остаться за дедом. Если, конечно, она не намерена спорить до ночи.
— Наверное, ты прав, — миролюбиво произносит она. — Мы оба правы. Еще джину, дедушка?
Грамматик передает ей свой бокал.
— А себе налью тоника, — говорит Дейзи.
Несколько секунд она молчит, чтобы спор забылся, затем так же негромко сообщает отцу:
— Пойду накрою на стол.
Быть может, Генри чересчур суетится. Да, пожалуй. В конце концов, что он может сделать? Если Дейзи переросла своего наставника, а он не способен с этим смириться, — так тому и быть. Что-то изменилось в ней, и он не понимает этой перемены; за безупречными манерами чувствуются какие-то беспокойные волны, приливает и отступает готовность к схватке. Как бы там ни было, пить вдвоем с тестем его совершенно не тянет. Он с нетерпением ждет, когда вернется Розалинд — жена, дочь, мать, адвокат. Здесь явно не хватает ее навыков.
— Принеси книгу, я хочу посмотреть, — говорит он Дейзи.
— Хорошо.
Пероун садится на второй диван, по другую сторону поцарапанного полированного столика, пододвигает тестю орешки. Позади них, в холле, Дейзи, тихо чертыхаясь, копается в рюкзаке. Тесть и зять не утруждают себя светской беседой. Даже случись им набрести на тему, интересную для обоих, — мнение друг друга останется им безразлично. Поэтому они молчат, и обоих это вполне устраивает. В первый раз с тех пор, как вошел в дом, Пероун удобно устраивается на диване, вытягивает ноги; от трех бокалов шампанского и вина на пустой желудок в голове у него стоит приятный туман, мышцы еще ноют от утреннего сквоша, в ушах позванивают отголоски блюза Тео; прикрыв глаза, он впадает в приятное полузабытье. Все хороню, все прекрасно. Пилоты — безобидные русские; Лили там, где о ней заботятся; приехала Дейзи и привезла свою книгу; два миллиона великодушных идеалистов вышли на улицы, чтобы остановить войну; Тео и Чес написали чудесную песню; Розалинд в понедельник выиграет свое дело, а сейчас уже едет домой; статистически крайне маловероятно, чтобы сегодня вечером террористы прикончили их семью; тушеная рыба, кажется, особенно удалась; сложных пациентов на следующей неделе не ожидается; Грамматик настроен благодушно; завтра — в воскресенье — их с Розалинд ожидает чудное утро, полное неторопливой неги. А теперь пора еще выпить.