очень нудно 
74 
Анька внезапно примолкла, повязала шею косыночкой, зачем-то отряхнула платье и двинулась было мимо Леонида, но тот, поймав ее за руку, рванул назад:
— Стой, у меня же к тебе дело!
— Катись ты со своими делами ко всем чертям! — проговорила Анька усталым голосом, не особенно энергично отстраняя Леонида.
— Не могу, пока с тобой не поговорю…
— На собрании не наговорился? Да и какой может быть разговор между нами? О чем? О целине?
— Зачем о целине? Хотел спросить: тоскуешь ли о Дерябе? — не совсем уверенно начал Леонид, все еще сжимая руку Аньки. — Тоскуешь?
Анька удивленно захохотала и воскликнула: — Ах, какой ты заботливый! А если тоскую?
— Тоскуешь — сходи к нему, разрешаю!
— Смеешься?
— Без всякого смеха!
— Вот чудо! Ушам своим не верю! — негромко проговорила Анька. — Да отпусти ты руку-то, она уж почернела… Ну и чудо-юдо, чест-ное слово! Ничего не понимаю!
— Когда пойдешь? Завтра?
— Завтра не пойду, — ответила Анька. — Мне, может, хочется посмотреть, как целину начнем поднимать. Если и впрямь разрешаешь — пойду послезавтра. Значит, только за этим и звал? Чудно…
— Тут еще одно дело…
Леонид ласково схватил Аньку за плечи и, всматриваясь в ее лицо, приглушенным голосом попросил:
— Помоги! От тебя зависит…
— Ладно, говори, — сказала Анька.
— Будешь у Дерябы — смани его дружков в бригаду. Слышишь? Людей у нас не хватает…
— Как же их сманишь? Ты что? — ответила Анька.
— Околдуй! Околдуешь — дарю на платье. По наивной мысли Багрянова, это обещание должно было стать главным козырем в разговоре с Анькой, против которого гулене и моднице не устоять. Но именно этот козырь, как оказалось, и испортил все дело. Анька неожиданно вцепилась в куртку Леонида и заговорила:
— Ты что, подкупаешь? Думаешь, я и на самом деле продажная шкура? — С силой оттолкнув Багрянова, она добавила: — Ну, погоди, я все расскажу Дерябе.
— Врешь, не расскажешь! — сказал Леонид.
— Может, теперь и не пустишь?
— Почему же, раз сказано, — ответил Леонид, с трудом сохраняя самообладание и делая вид, что не придает никакого значения вспышке Аньки. — У меня твердое слово, запомни, — добавил он, давая ясно понять, что и теперь не отступает от своей затеи и своего обещания.
— Зачем мне сдалось… запоминать? — На всякий случай.
Анька презрительно свистнула и сорвалась с места.
…Встреча с Анькой, не принеся никакой очевидной пользы для дела, между тем придала возбуждению Леонида, не оставлявшему его весь первый вечер на стане, особый, мрачноватый оттенок. Он стал молчалив и необщителен. Впрочем, это никого не удивило: в бригаде почти все почему-то примолкли и построжели в этот вечер, овеянный дыханием далекой грозы.
И только от тихих, но зорких глаз Светланы не могла ускользнуть странная перемена в Леониде. Иногда Светлане казалось, что он чем-то сильно смущен и озадачен, чего-то опасается, что-то прячет в себе. Но разгадать, что происходит с ним, она не могла: ей никогда еще не приходилось видеть его таким странным.
Поздно вечером, когда бригада укладывалась на ночлег, Светлана, отправляясь в вагончик, осторожным взглядом поманила за собой Леонида.
Ночь была так темна, что даже белые березы, обступавшие стан, точно сгинули во мраке, и почему-то думалось — навсегда…
Дождавшись невдалеке от палатки Леонида, Светлана прижалась к его боку и вздрогнула.
— Шуть, какая ночь!
Они остановились близ вагончика. Разговаривая, Леонид с минуту подержал Светлану за руки и вдруг, оборвав разговор на полуслове, принялся без конца целовать ее лицо и шею.
— Погоди же… — сказала она негромко. — Что с тобой? Чудной ты сегодня…
Светлана тут же с удивлением почувствовала, как у Леонида мелко-мелко задрожали ладони, которыми он держал теперь ее за талию и притягивал к себе.
— Ты пугаешь меня, — прошептали ее губы.
— Когда же, скажи, наша свадьба? Когда? — заговорил он' возбужденным шепотом, склоняясь над лицом Светланы и, видимо, стараясь разглядеть в темноте ее глаза.
Невольно отметив, что Леонид спросил об этом совсем не так, как уже спрашивал не однажды — не только с нетерпением, но и с какой-то странной горячностью, — Светлана успокаивающе погладила рукой его грудь:
— Только приехали — и свадьба? Да еще в степи?
— Но когда же?
74 
