очень нудно 
50 
Вошла Гэл. Ричард обернулся. Они не виделись уже десять лет. Гэл было семнадцать, когда она приехала в Лондон на лето. Она выполняла случайные поручения в разных издательствах. Ричард с Гвином познакомились с ней, показали ей город: площадки для игры в шары на Шефтсбери-авеню, ирландские пабы у Пикадилли-Серкус; а однажды — да, — помнится, они катали ее на лодке в Гайд-парке. Она нравилась им обоим. У нее был талант выказывать теплые чувства; в самый неожиданный момент она вдруг могла поцеловать вас в щеку. Кто еще способен на такое? Ну конечно же — Марко. Американка, с мальчишескими ухватками и аппетитными формами, семнадцать лет — казалось бы, чего лучше? Но Ричарду она не подходила. Для него это было слишком просто и бесхитростно, а он предпочитал — и по-прежнему предпочитает — общество необузданных, темных, подверженных депрессии девиц, которые никогда ничего не ели и у которых никогда не было месячных. И Гвину она не подходила: у него была Гильда. Несомненно, и они ей тоже не подходили. Так что молодые люди пришли к молчаливому соглашению: Гэл Апланальп слишком молода, чтобы к ней прикасаться.
Ричард и Гэл пожали руки и обнялись — это была идея Гэл, и ее губы чмокнули Ричарда в правую щеку. Затем она сказала то, что он менее всего хотел бы услышать:
— Ну-ка, ну-ка, дай-ка мне на тебя посмотреть.
Ричард стоял на расстоянии вытянутой руки.
— Ты… ты выглядишь — я бы сказала… даже не знаю, ты выглядишь немного…
— Постаревшим, — подсказал Ричард, — слово, которое ты ищешь, — «постаревший».
Один из многочисленных симптомов похмелья — это сильное желание не встречаться ни с кем глазами. Но Ричард сказал себе, что будет держаться с достоинством. Он продолжал стоять перед Гэл, полный достоинства и неопубликованный, — бледная, истекающая кровью развалина, оставшаяся от Ричарда Талла. Впрочем, может быть, его похмелье не было таким уж тяжелым — всего несколько дней мрачных страданий в позе эмбриона при спущенных шторах.
— Может быть, кофе? Это помогает. Давай попросим, чтобы принесли.
— Очень мило с твоей стороны.
Они немного потолковали о старых добрых деньках. Да, как все же было лучше в старые добрые времена, когда Гвин был беден, и его спальня, она же гостиная, была маленькой и тесной, его подружка — простоватой, а будущее не имело никаких перспектив. В старые добрые времена Гвин был всего лишь книжным обозревателем-неудачником (будущее Ричарда) и мальчиком на побегушках в разных издательствах. В то лето, десять лет назад, Гвин готовил комментарии для продвинутых студентов по отдельным частям «Кентерберийских рассказов» Чосера. Это были даже не книги и не брошюры. Они продавались пачками… Теперь, когда Гэл находилась вне его силового поля, Ричард мог спокойно ее рассмотреть. И он не мог не признать очевидного. Гэл не просто молода, здорова и пропорционально сложена. Человек, занимающийся маркетингом кремов для лица и пены для ванн, поставил бы Гэл по шкале красоты очень высокий балл. С такой внешностью можно продать что угодно. Такой внешностью восхищаются и мужчины, и женщины. Все в Гэл было одно другому под стать: кожа, вьющиеся черные волосы. И тело, конечно, тоже. Когда она, сидя в кресле, чуть изменяла позу, грузная верхняя часть ее торса немного запаздывала. Про себя Ричард подумал, что Гэл теперь соответствует идеалу женщины-профессионала, и в отношении мышления, и на практике. Она была безжалостно деловой с ног до головы и при этом носила туфли на шпильках и браслет на лодыжке. Когда они поздоровались, Ричарду захотелось сказать что-нибудь вроде: «Я тут целый месяц лазил по пещерам» или «На прошлой неделе мне прострелили голову». Но это Гэл, а не он — провела две последние ночи в самолете над Америкой и над Атлантикой. А Ричард только и сидел за столом.
Принесли кофе. Они помолчали. Потом приступили к делу. Естественно, разговор начался с рассмотрения малоутешительного резюме Ричарда. Гэл держала его перед собой — она владела информацией. Гэл делала пометки и качала головой: «М-хм». Ее поведение ободряло, наводя на мысль, что она не впервые сталкивается с забуксовавшей карьерой. Ричарду даже стало казаться, что для нее обычное дело работать с непонятыми и нищими гениями—с еще более запущенными неудачниками, с еще белее громкими провалами.
— Что это за биография Дентона Уэлча? — Гэл нахмурилась, глядя в резюме Ричарда.
— Я ее не написал. Не закончил.
50 
