Последние отзывы

  53  

Поэты, хотя и не умеют водить машину, но они более мобильны. Уильям Давенант, к примеру, уж точно своего не упустил: «Он подцепил сифилис от одной чернокожей красотки в Эксярде… и это стоило ему носа». А «Жизнь Сэвиджа^[4]» С. Джонсона — незаконнорожденные дети, адюльтер, роковая драка в таверне, смертный приговор — описывается как жизнь настоящего дикаря и читается как трагедия мстителя, которая имела место на самом деле. В качестве смягчающего обстоятельства, следует сказать, что у нас и в Америке «жопа» пишется по-разному. Все мы иногда бываем американской жопой, но английская жопа всегда жопа. Кем же был Ричард? Он был мстителем, в той ситуации, которая должна была быть комедией.

Когда Гвин сказал, что фонд «За глубокомыслие» платит «невероятные» деньги, Ричард решил, что это невероятно жалкие гроши. Но они не были жалкими. Они были невероятно большими. И вы получали их каждый год до конца своих дней.

Ничего удивительного в том, что мы находим Ричарда за его письменным столом. На его столе рядом с рукописью романа «Без названия» (с. 1-432) и кучей разного хлама лежат три предмета особой важности: написанное в тезисном стиле письмо от Гэл Апланальп, бульварная газетенка, раскрытая на страничке Рори Плантагенета, и нацарапанная каракулями записка от Дарко, соучастника Белладонны или игрока, сделавшего на нее ставку. Ричард пытался обнаружить связь между этими предметами. Ричард перечитал все это еще раз:

«Денвер? Почему Денвер?» Ричард стал читать дальше:

Ричард откинулся на спинку стула и кивнул сам себе. Потом перечитал записку:

Естественно, Ричарда больше всего интересовало то место, где говорилось, что Гвин любит Белладонну. Даже в мире Дарко любовь могла что-то значить. Она могла означать уязвимость. «Гвин любит Белладонну» — это выглядело бы очень даже интересно, даже если бы эта надпись была вырезана на корявом стволе какого-нибудь вечнозеленого дерева в Собачьем садике или если бы ее написали краской из баллончика на сером боку какой-нибудь эстакады. Но, учитывая то, кем был Гвин и кем, черт ее побери, могла оказаться Белладонна, дело приобретало широкий — бульварный — интерес. «Гвин любит Белладонну» — это даже лучше для заголовка, помещенного прямо под беспринципной и бесполой физиономией Рори Плантагенета. Подорвать и разрушить брак Гвина казалось идеей заманчивой, но вместе с тем грубой и далекой от главной цели, так же как физическая расправа над Гвином вряд ли смогла бы утолить жажду мести Ричарда. Его целью не было просто лишить Гвина жизни. И все же, если ради мести придется разрушить брак Гвина или даже лишить его жизни, Ричард перед этим не остановится.

— Алло. Могу я поговорить с Дарко? Конечно. Да, это… хм… это Ричард Талл. — Ричарда звали Ричардом, и с этим ничего не поделаешь: Рич и Ричи не подходили по вполне очевидным причинам, имя Рик никогда ему не нравилось, а диком теперь называют пенис. — Нет, я подожду… Дарко? Привет. Это Ричард Талл.

Последовала пауза. Потом голос в трубке спросил:

— Кто?

— Ричард Талл. Писатель.

— …Повторите, пожалуйста, как вас зовут?

— Боже. Вы ведь Дарко, верно? Вы мне писали. Трижды. Я — Ричард Талл.

— Я понял, понял. Простите, Ричард. Я тут немного вздремнул.

— А, понимаю.

— Я все еще не проснулся. Надо привести себя в порядок, — произнес голос, словно вдруг встревожившись о чем-то важном.

— С каждым случается.

— …В любом случае — чего вы хотите?

— Чего я хочу? Я хочу повесить трубку. Но давайте все же еще немного поболтаем. Мне хотелось бы переговорить с девушкой, о которой вы писали. С Белладонной.

— Она не может подойти.

— Нет, не сейчас.

— Белладонна делает только то, что ей на хрен нравится. Да уж.

  53