212 
Неприсоединившиеся захотят новой конституции.
Миццисты, представленные клубами "Джиовине Мальта", "Данте Алигьери" и "II Комитато Патриоттико", будут добиваться (а) итальянской гегемонии на Мальте, (б) выдвижения своего лидера, д-ра Энрико Мицци.
Церковь — возможно, здесь англиканский консерватизм Стенсила подкрашивал его в остальном объективное мнение хотела того, чего хочет всегда во время политического кризиса. Третьего Царства. Насильственный переворот — явление христианское.
Это — как пришествие Параклета — утешителя, голубя: языки пламени, дар языков, Пятидесятница. Третий в Троице. Стенсил считал это правдоподобным. Отец пришел и ушел. Говоря политическим языком, Отец это Государь, единоличный лидер, динамичный деятель, чье virtu некогда определяло историю. Он выродился в Сына, гения либеральных празднеств любви, породивших 1848 год и недавнее свержения царя. Что на очереди? Какой будет следующий апокалипсис?
Особенно на Мальте, матриархальном острове. Параклет тоже будет матерью? Утешительницей. Но какого дара общения можно ожидать от женщины?..
Довольно, парень, — сказал он про себя. — Ты в опасных водах. Выбирайся, выбирайся.
— Не оборачивайся, — Демивольт прервал ход его мыслей, — вот она. За столиком Майстраля.
Когда Стенсил, наконец, обернулся, он увидел лишь неясную фигуру в вечерней накидке, на лицо бросала тень замысловатая, наверно парижская, шляпка.
— Это Вероника Манганезе.
— А Густав V это король Швеции. Ты просто кладезь развединформации.
Демивольт передал Стенсилу увесистое досье на Веронику Манганезе. Происхождение неясно. Появилась на Мальте в начале войны в компании некого мицциста Сгерраччио. Общается с разными итальянскими ренегатами — в частности, с воинственным поэтом Д'Аннунцио и имеющим дурную репутацию активным антисоциалистом Муссолини. Политические симпатии неизвестны, но Уайтхоллу в любом случае было не до веселья. От этой женщины определенно следовало ждать неприятностей. Считается, что она богата; живет одна на вилле, давно брошенной баронами Сант' Уго ди Тальяпьомбо ди Саммут, захиревшей ветвью мальтийского дворянства. Источники дохода неясны.
— Значит, он — двойной агент.
— По-видимому.
— Почему бы мне не вернуться в Лондон? Ты, я вижу, неплохо справляешься…
— Ни в коем случае, Сидней. Ты ведь помнишь Флоренцию.
Неожиданно появившийся официант подал еще пива. Стенсил порылся в карманах в поисках трубки. — Должно быть, это худшее пиво на всем Средиземноморье. Ты заслуживаешь большего. Неужели Вейссу никогда не сдадут в архив?
— Считай Вейссу симптомом. Симптомы такого типа всегда где-нибудь, да существуют.
— Боже милостивый, с одним мы только что справились. Думаешь, они снова займутся этими глупостями?
— Не думаю, — Демивольт мрачно улыбнулся. — Стараюсь так не думать. Серьезно. Я считаю, все эти запутанные игры исходят от чиновников в министерстве — важных, разумеется — тех, кто имеет особый нюх. Они говорят себе: "Смотри-ка, здесь что-то не так," — и обычно оказываются правы. Во Флоренции он был прав, опять-таки, только пока речь шла о симптомах, а не о кризе.
— Мы с тобой — рядовые. Лично я бы на это не решился. Их способ угадывания действительно вытекает из первоклассного чутья. У нас, конечно, тоже бывают предчувствия — ты ведь сегодня пошел за Майстралем. Но дело тут в уровне. Уровне оплаты, уровне парения над суетой, откуда видны долгосрочные процессы. А мы-то — здесь, в самой гуще.
— И они хотят видеть здесь нас обоих, — пробормотал Стенсил.
— Сейчас хотят. А завтра — кто знает?
— Интересно, кто здесь еще из наших.
— Не зевай. Они уходят. — Прежде чем встать, они дали паре на другой стороне улицы отойти. — Хочешь посмотреть остров? Они, вероятно, направляются на виллу. Правда, рандеву не обещает быть захватывающим.
Они пошли по Страда Стретта, Демивольт с черным свертком подмышкой смотрелся заправским анархистом.
— Дороги здесь ужасные, — признал Демивольт, — но у нас есть автО.
— До смерти боюсь автО.
Он действительно их боялся. По пути к вилле, Стенсил вцепился в сиденье «Пежо», отказываясь оторвать глаза от мостовой. АвтО, воздушные шары, аэропланы — он не имел со всем этим ничего общего.
— По-моему, с нашей стороны это неосторожно, — его зубы клацали, он съежился за лобовым стеклом, будто ожидая, что оно вот-вот исчезнет. — На дороге кроме нас никого нет.
212 
