очень нудно 
56 
Конечно, малышка, писал я, тебе тоже пришлось несладко.
Но как знать? Ведь вчера я был просто уверен, что никогда ее больше не увижу.
Я спустился в гостиную, прокрался незамеченным за спиной страдающего несварением сэра Герберта (который воевал со своей газетой, вцепившись в нее, словно в гигантского ската), и стащил бутылку портвейна с полки с напитками. В «детской» на чердаке, где квартировал Себастьян, был старенький телевизор, и я решил, что если немного его посмотрю, то это, может, приведет меня в чувство. Себастьян поехал в Оксфорд смотреть Фильм Для Взрослых («любой Фильм Для Взрослых», — сказал он) и после фильма пошляться со своими прыщавыми дружками, высматривая девчонок. Валентин играл в футбол во дворе, где, судя по его жалобному скулежу, пытался быть одновременно судьей и капитаном обеих команд. Я заперся, заставил себя принять этого алкогольного сиропа и стал набрасывать бессвязные фрагменты «Речи на Воссоединение».
Воскресное телевидение в провинции — нечто крайне неоднородное.
Телевикторина «Дуэль университетов»: соперники внушали тревогу своей эрудицией, но, с другой стороны, были умиротворяюще тошнотворны. Игра-лохотрон, где в промежутках между сетами обыкновенные маразматики вперемешку с пидорами-знаменитостями дегустировали и обсуждали вина. Комедийное шоу, изображающее попытки трех красоток и одной страшилки оплатить счет за электричество и не пустить парней к себе в постель.
Затем последовала спортивная программа — не воскресного типа, где вечно настороженный пожилой комментатор, опираясь на стол, пытается удержать вас в курсе событий, а заранее смонтированный фильм-репортаж о теннисном чемпионате, недавно прошедшем где-то в Южном полушарии. Я уже собирался переключать, когда мелкоголовый американец сообщил, что сейчас будут показывать женский полуфинал.
Должен сказать, что я высоко почитал теннисисток. Когда они только выходят на корт, улыбаясь, в своей безупречной форме, они выглядят малоинтересными, очень далекими от нас, однако после часа потения и злобы… Пару лет назад я смотрел выступления теннисистки, принадлежавшей к подвиду обезьянообразных человеков: у нее
было короткое квадратное туловище, руки как ноги и злобное, перекошенное лицо. Она завладела мной на все две недели «Уимблдона». Не проходило и дня, чтобы я в мечтах не прижал ее после игры где-нибудь в уголке в раздевалке, содрал с нее потные трусы и, под ее звериные крики, исторг в нее свое семя.
Ни одна из нынешних спортсменок не дотягивала до этого стандарта. От возбуждения я пропустил начальную перекличку и долгих двадцать минут пребывал в неведении, нежно называя их про себя: «двадцативосьмилетняя австралийка» и «молодая уилтширская домохозяйка», пока не выяснил имена, — столь заняты были эти елейные комментаторы многословным сокрытием того, что они ни бельмеса не смыслят в своем деле. Между тем из этих двоих я однозначно предпочитал гигантскую австралийку — англичанка совершила ошибку, пытаясь придать своей внешности выраженную женственность (несомненно, для того чтобы показать своей старшей сопернице, что вовсе не обязательно выглядеть орангутангом, если хочешь нормально играть в этот долбаный теннис). Жена уилтширского дантиста подскакивала к сетке, чтобы ударить с лету, и делала пируэты при подачах. С другой стороны, порожденная Дарвином учительница физкультуры, чьи мышцы блестели от пота, а воздух над ней дрожал, как над раскаленным асфальтом, доблестно бросала свое тело через весь корт — когда отбивала проходные удары и когда подпрыгивала на метр, чтобы смешать с дерьмом прошлогоднюю четверть- финалистку с ее дохлыми высокими подачами.
Эта мать двоих детей стенала, как трагическая героиня, всякий раз, когда проигрывала очко; экс-чемпионка среди юниоров выказала эмоции только однажды — после неверной подачи (издав нечеловеческий вопль, чем заставила комментатора умолкнуть секунд на десять). Наконец я узнал их имена: миссис Джойс Парки и мисс Лypлен Боун. Мисс Боун разгромила Джойс во втором сете. Джойс, дрожа у сетки в ожидании решающего очка, получила могучий крученый мяч сверху и даже пальцем шевельнуть не успела. Она покинула корт в слезах, так и не подойдя к Боун пожать руку.
— За тебя, Лурл, — сказал я, подняв стакан.
Дальше показывали крикет, но это было печальным зрелищем, особенно после той гладиаторской битвы невинности с опытом.
56 
