ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ДИРИЖАБЛЬ

Ученый Оген Цлеп уже приготовился было заняться завариванием листьев ягеля, как в окне его маленькой кухоньки вдруг появился 974 Праф.

Преобразованный в обезьяну человек и его помощник пятого уровня вернулись на бегемотовое дерево Йолеус после потери и обнаружения стила и еще чего-то непонятного в синих воздушных глубинах совершенно благополучно. Праф тут же полетел донести обо всем своему хозяину, а Оген решил всхрапнуть после всех треволнений. Это оказалось нелегким делом, так что ученому пришлось долго себя усыплять всевозможными колыбельными и звуками «ш-ш-ш!». Проспав ровно час, Оген встал, облизнулся и пришел к выводу, что хорошо бы выпить ягелевого чаю.

Круглое окно его кухоньки выходило как раз на лесистый склон, бывший верхней частью кроны Йолеуса. На окошке имелись и занавески, которые можно было задергивать, но Оген всегда предпочитал не делать этого, тем более что вид открывался замечательный. Однако последние три года этот чудесный вид портила тень от нависающей громады Муетинайв, предполагаемой супруги Йолеуса. В этой тени кора и листва последнего начинали постепенно блекнуть и становиться анемичными. В очередной раз вздохнув, Оген усердно занялся процессом заварки чая.

Он очень ценил эти листья ягеля, поскольку смог доставить из дому всего несколько килограммов. Теперь от запасов оставалось не более трети, и ученый позволял себе лишь по одной чашке раз в двадцать дней, и не больше. Конечно же, следовало, уезжая, взять гораздо больше ягеля, но в суматохе отъезда Оген как-то позабыл об этом.

Заваривание ягелевого чая стало для Огена своеобразным ритуалом. Даже приготовление успокаивающего напитка расслабляло уже само по себе. Возможно, когда чай совсем подойдет совсем к концу, ему придется воспользоваться каким-нибудь плацебо^[12] и довольствоваться тем воздействием, которое дает сама церемония приготовления чая.

Нахмурившись от сосредоточенности, он начал переливать исходящую паром мутно-зеленоватую жидкость в подогретую чашку через специальное устройство, содержащее двадцать три особенных фильтра, постепенно охлаждавших напиток до четырех градусов.

974 Праф постучал в окно безо всякого предупреждения, Оген вздрогнул, и часть горячей драгоценной жидкости пролилась ему на руку.

– У-у-у! М… привет, Праф. Ай-яй-яй! У-у-у!

Ученый отставил чайник в сторону и полил ошпаренное место холодной водой.

Праф проскочил в круглое окно, сложив поплотней кожистые крылья, и показался вдруг необычайно большим в этой маленькой кухне. Переводчик увидел лужицу расплескавшегося чая.

– Надо идти, – пробормотал он.

– Что? Ах, да! – Оген посмотрел на покрасневшую руку: – Чем могу помочь, Праф?

– Йолеус хочет говорить с тобой.

– Что, прямо сейчас? – Это было совсем не в традиции.

– Как можно быстрее.

– Прямо-таки сию секунду?

– Да.

Оген даже немного испугался. О расслаблении теперь не было и речи.

– А как же мой ягелевый чай? – растерянно спросил он, глядя на чайник, стоявший на вычищенной плиточке.

– Его присутствие не требуется, – немного подумав, ответил 974 Праф…

– Вы уверены, Йолеуе? Хм… Я думаю… м-да…

– Вполне уверен. Вы хотите, чтобы это было выражено в процентах?

– Нет. Нет, мне совсем не надо никаких процентов. Это ужасно. Я не уверен. Это очень…

– Оген Цлеп, ученый, вы не заканчиваете предложений.

– Как, разве? Хорошо, я думаю… – ученый почувствовал, что сглатывает тягучую слюну. – Неужели вы действительно думаете, что мне нужно отправиться туда?

– Да.

– О!

– Хм. Ххм… Ведь оно не может отправиться сюда?

– Нет.

– Вы уверены?

– Вполне уверен. Я думаю, лучше вас для этой ситуации никого нет.

– А, я понимаю.

Оген осторожно поднялся. Он находился в самых глубинах бегемотового дерева Йолеуса, в помещении, в котором до этого оказался лишь однажды, и очень надеялся не оказаться больше ни разу.

Помещение было размером с бальную залу, с полукруглым потолком и всяческими изгибами повсюду. Всевозможные изогнутости были даже на полу. Стены казались гигантскими занавесями, собранными в пучок под потолком. Внутри царила темнота, и Огену пришлось использовать свое встроенное устройство искусственного видения, через которое все смотрелось серым, мутным и угрожающим.

Везде стоял запах скотобойни, из стен торчали всякие дохлые, полудохлые и живые штуки. Одной из них, слава богу, относящейся к последней категории, был 974 Праф. Под ним, вцепившись друг в друга, висели два тельца фалфикоров, но с уже безвольно болтающимися крыльями и когтями. Рядом висела еще чья-то тушка побольше.

  60