92 
– Но настанет день, когда меня не будет, – ответил он философски, пробуя одно из своих любимых блюд: баклажаны с чесноком и маслом. Он отрезал ножом кусок баклажана и клал его на хлеб.
– Мы будем в прекрасном положении, если в тот день мы тебя переживем, – сказала она твердо.
– Что это значит: «если мы тебя переживем»? Конечно, вы меня переживете.
– Он убил одного брата, он убьет и других.
– Это мой сын! – возразил он, выпив свой рог с вином.
– Он заявил, что, когда придет к власти, он забьет меня камнями!
– Пьяные речи, – возразил он, вытирая пальцы.
– Когда тебя не будет, никто не сможет защитить нас, Давид! – воскликнула она резким тоном. – Он не послушает ясновидцев и прорицателей! А возможно, ясновидцы и прорицатели тоже захотят забить меня камнями!
– Это мой сын, – повторил Давид, окинув взглядом двухлетнего Соломона, который возил по комнате деревянную тележку.
Вирсавия вздохнула, опустила голову и не произнесла больше ни слова. Да, Авессалом был его сыном, но и Соломон тоже. В любом случае, она воспитает Соломона лучше, не как этих царевичей-смутьянов. Ужин закончился мрачно.
Остаток вечера Давид провел у своей любовницы.
Он знал, что тревоги Вирсавии не были беспричинными, но все-таки пока Давид был царем и не обращал внимания на слишком буйные выходки Авессалом. Однако Давид ошибся.
Через два дня еще до утреннего доклада в присутствии Иосафата, священников Авиафара и Садока слуга Давида Эфраим сообщил, что Авессалом сжег поле ячменя, принадлежавшее Иоаву.
– Почему он это сделал? – встревожился Давид.
– Потому что несколько недель тому назад Авессалом попросил Иоава отдать тебе послание, а Иоав отказался. Тогда он поджег его поле, чтобы вынудить пойти к тебе.
– Вот сильнодействующие меры, чтобы начать переговоры, – заметил Давид. – Ну и что?
– Иоав пошел к нему.
– Что он ему сказал?
– Я этого не знаю.
Инцидент, по крайней мере, показал, что Иоав на стороне Авессалома. Но он показал также, что Авессалом не утратил своего высокомерия. Вскоре появился мрачный Иоав.
– Ты видел Авессалома? – сразу же спросил его Давид.
– Я его видел. И он мне велел передать следующее: «Зачем я покинул Гесхур? Там мне было лучше, чем здесь. Пусть мой царь пригласит меня, и если он считает, что я сделал что-то плохое, то пусть он предаст меня смерти».
В любом случае это было уже требование. Посоветовавшись, Давид приказал Иоаву пойти за Авессаломом.
– Будет лучше его успокоить, – заметил Иоав. Давид согласился.
– Армия ему предана.
Это снова всколыхнуло неприятные воспоминания. Армия была предана Давиду во времена Саула.
Авессалом пришел в полдень в сопровождении лишь Иоава. Он бросился к ногам Давида. Пышная шевелюра раскинулась у ног царя, как гигантское чернильное пятно на полу. Искренен ли он? Давид наклонился и поднял сына. Потом, покосившись на идолов напротив трона, он обнял его и сказал:
– Я тебя прощаю[16].
Потом встал и наполнил три рога вином. Первый протянул Иоаву, как будто хотел продемонстрировать, что чувствует к нему большее расположение, чем к сыну, несмотря на прощение.
Вопреки всякой благоразумности и надеждам Давида и его окружения, поведение Авессалома не изменилось. Он вернулся в свои апартаменты во дворце и вечером устроил громогласный праздник с танцовщицами и музыкой, так что весь дворец допоздна не мог уснуть.
В последующие дни он садился в свою колесницу, начищенную до блеска, и объезжал окрестности Иерусалима в пурпурном плаще. Все его поведение становилось все более и более бунтарским.
Он регулярно подходил к воротам Иерусалима и беседовал с теми, кто приходил к Давиду со спорными юридическими делами.
– Вот ты, ты пришел откуда? – спрашивал он.
– Я пришел из Бехани. Я из племени иудеев (но он мог также прийти из Маханата, Бейрота, Села или еще откуда-нибудь). А кто ты?
– Это Авессалом, сын царя, – торжественно говорил его сопровождающий.
Чужеземец рассматривал Авессалома и, верно, говорил про себя, как он красив и властен, этот молодой человек, он может быть только царевичем. Он падал ниц перед будущим царем и целовал его ноги.
– А зачем ты пришел в Иерусалим? – спрашивал будущий царь.
– У меня дело, которое я хочу представить царю, твоему отцу, нашему судье.
– Какое дело?
– Мой отец умер и оставил нам, своим сыновьям, земли. Еще до смерти он говорил нам, что мы должны разделить все на три равные доли. Хотя есть земли плодородные и не очень. Должны ли мы делить эти земли по площади или по их значению?
92 
