очень нудно 
46 
– И все это – в столь юном возрасте!
– Лучше остаться живым, чтобы дожить до старости, – вот мой девиз! Меня никто не сможет лишить трона!
– Но как же ты добился невосприимчивости к ядам, государь?
– Возьмем для примера египетскую кобру, – начал объяснять царь, питавший пристрастие к этой теме. Она представляет собой широкий белый капюшон и маленькую зловредную головку. Я собирал их в коробку, чтобы они кусали меня, но начинал с самых маленьких. Так я дошел до самой огромной – чудовища невероятной длины и толщиной с мою руку. Сколько последняя ни кусала меня, плохо мне не было! Так же я поступал с гадюками и гюрзами, скорпионами и тарантулами. Потом я перешел на яды: болиголов, аконит, мандрагора, толченые вишневые косточки, смеси из горьких ядов и корней, самые страшные грибы, в том числе мухоморы – да, Гордий, я все перепробовал! Я начинал с мельчайших капелек и постепенно увеличивал дозу, пока не дошел до состояния, когда даже полная чаша смертоносного яда не стала для меня совершенно безвредной. Я до сих пор поддерживаю эту невосприимчивость к ядам: продолжаю их принимать и подвергаться змеиным укусам. Не брезгую и противоядиями. – Митридат тихонько рассмеялся. – Так что пусть Лаодика покажет, на что способна! Убить меня ей все равно не удастся.
Покушение не заставило себя ждать. Это произошло на торжественном пиршестве в честь благополучного возвращения царя. На него был приглашен весь двор, поэтому пришлось освободить и заставить ложами большую тронную залу; стены и колонны украсили гирляндами цветов, а пол усыпали цветочными лепестками. На пиру играли лучшие музыканты Синопы, труппа странствующих греческих актеров представляла эврипидову «Электру»; из Амиса, что на берегу Понта Эвксинского, была приглашена знаменитая танцовщица Анаис Низибская.
В былые времена понтийские правители усаживали гостей за столы, подобно своим фракийским предкам. Однако впоследствии и здесь восторжествовала греческая традиция возлежать на пиру, поскольку это позволяло понтийцам воображать себя законченными продуктами греческой культуры, полностью эллинизированными монархами.
Насколько тонок на самом деле этот культурный слой, стало видно с первой минуты: придворные, едва войдя в тронную залу, простирались перед своим повелителем ниц. Дополнительное свидетельство последовало совсем скоро, когда царица Лаодика с неотразимой улыбкой протянула царю золотой скифский кубок, предварительно лизнув его край своим ярко-красным язычком.
– Выпей из моего кубка, муж мой, – мягко, но настойчиво произнесла она.
Митридат без всяких колебаний сделал такой большой глоток, что содержимое кубка сразу уменьшилось наполовину; затем он поставил кубок на стол у своего с Лаодикой ложа. Однако последний глоток вина он задержал во рту и теперь пытался получше распробовать, не спуская с сестры своих изумрудно-зеленых, с карими крапинками, глаз. Потом он нахмурился, но не грозно: то была скорее гримаса задумчивости, быстро сменившаяся широкой улыбкой.
– Dorycnion! – радостно произнес он.
Царица сделалась белой, как полотно. Придворные остолбенели: слово было произнесено во весь голос и пронеслось над притихшими гостями, как удар бича.
Царь покосился влево.
– Гордий! – позвал он.
– Что угодно моему повелителю? – спросил Гордий, проворно покидая свое ложе.
– Подойди и помоги мне.
Лаодика была на четыре года старше своего брата, но очень походила на него внешностью. Этому не приходилось удивляться, так как в их династии братья так часто женились на родных сестрах, что сходство переходило из поколения в поколение. Царица была женщина крупная, но хорошо сложенная. Она весьма заботилась о своей внешности: волосы ее были уложены на греческий манер, зеленовато-карие глаза были подведены, щеки нарумянены, губы накрашены, а нога и руки имели бурый оттенок от хны. Ее лоб пересекала широкая белая лента диадемы, концы которой струились по плечам. Лаодика выглядела законченной царицей и ею намеревалась стать.
Но вот она прочла на лице брата свою судьбу и изогнулась, чтобы вскочить с ложа. Однако она сделала это недостаточно стремительно: он успел схватить ее за руку, которой она пыталась оттолкнуться, и потянул назад; мгновение – и она полусидела, полулежала почти что у брата на руках. Гордий был тут как тут: он опустился на одно колено по другую сторону от нее с уродующей его гримасой торжества. Он знал, какую награду попросит у царя: чтобы его дочь Низа, младшая царская жена, была провозглашена царицей, а ее сын Фарнак – наследником престола вместо сына Лаодики Махара.
46 
