74 
А дело было так. После того как они сфотографировали мертвеца в неприятельской форме, его чокнутый приятель, махая револьвером, приказал мистеру Калпу и Кальвину ехать на гору к местному кладбищу, где он решил похоронить тело. Кальвин, понимая, что копать придется ему, снял пальто и сюртук, засучил рукава. Но он никак не ожидал, что и мистера Калпа чокнутый солдат заставит работать. Да не надо, я один справлюсь, — уговаривал его Кальвин, но напрасно. Вот так и получилось, что мистер Иосия Калп, который Кальвина Харпера сделал чуть ли не сыном, — он как-то раз вышел (там, дома еще, в Филадельфии) — вышел как-то раз на улицу, а Кальвин стоит, рот разинув, и смотрит на витрину «Фотосалона Калпа», ну, и принял мастер его к себе, относился почти как к родному, потом взял в эту поездку, учил ремеслу: оно, говорит, на всю оставшуюся жизнь тебя куском хлеба обеспечит, и ни на кого пахать не придется, будешь сам себе хозяин… — в общем, хороший был человек, а теперь пришлось ему копать, бросать лопатой землю через плечо, работать все равно что негру. А может, это и специально, ведь мистер Калп был с гонором и мог показаться высокомерным — ясное дело: аккредитованный при федеральной армии фотограф, фамилия золотыми буквами во весь борт телеги… Да при том, что они еще и повздорили с места в карьер с этим солдатом, так что, может, это фотографу в наказание предназначалось, потому что солдат все повторял: Вот так, вот так, мистер фотограф, — и криво ухмылялся. Да еще и с шуточками: мне б могилу, — говорит, — подлиннее, гроб покрепче и тесней! Там я буду всех сильнее; жизнь прошла и хрен-то с ней!..
Холод стоял в то утро кошмарный, но с мистера Калпа пот катил градом. И волосы все мокрые были, и по шее текло. Рубашка, промокшая хоть выжимай, прилипла к телу. Кальвину вид мистера Калпа сразу не понравился. Его губы приобрели лиловатый оттенок, он хрипел и задыхался. Кальвин сказал солдату, что мистеру Калпу надо бы отдохнуть, он уже не молодой человек, но солдат наставил револьвер и говорит: Я не собираюсь торчать здесь целый день. И стал опасливо озираться, хотя вокруг никого видно не было, а если бы кто и был, кто стал бы соваться? После того как по городу прокатилась армия Шермана, в том, что люди роют могилу, ничего необычного не было.
Как Кальвин и опасался, мистер Калп не выдержал. Еще и унижение вдобавок, а может, он в тот день уже и был нездоров, но, когда яма достигла глубины четырех футов, лицо у него сделалось каким-то странным, он схватился за грудь и закружился вокруг лопаты, будто хочет поудобнее улечься в яме, которую копал. Ну и все, и упал. Кальвин подскочил к нему, приподнял ему голову. Калп ткнул пальцем вверх, как будто приказывает сфотографировать небо, глаза у него дико выпучились, стал хватать ртом воздух, пытался что-то сказать… Но тут выгнул спину, весь напрягся, вроде как захрапел и прямо там, в холодной, сырой могиле, у Кальвина на руках помер.
А чокнутый солдат только в затылке почесал. И говорит Кальвину: Давай-ка мне его штаны. Ага, подтяжки тоже. Да не, не так! Вперед ты это — башмаки с него сними! Уложив мистера Калпа в кальсонах в яму, которую тот сам и вырыл, Кальвин вылез, слегка присыпал его труп землей и ничего не сказал, просто встал и постоял молча. А потом они вдвоем с солдатом подняли мертвеца в чужом мундире и положили его в могилу поверх мистера Калпа.
Прости, что заставляю тебя лежать в такой тесноте, Уилл, — сказал солдат. — Но, учитывая военное время… Короче, придется тебе с этим смириться.
- Ах, душа моя просится в рай!
- И-эх, душа моя просится в рай!
- Тернистой тропой
- Пойду за Тобой
- На смерть за наш солнечный край.
Много о чем Кальвин Харпер передумал, пока ехали через развалины Колумбии. Пока то тут, то там останавливались и делали фотоснимки. Не меньше вооруженного придурка Арли, сидевшего с ним рядом в пальто и шляпе мистера Калпа, хотел он догнать федеральные войска. Уж он найдет способ сообщить военным, что с ним тут опасный псих. А там, глядишь, военно-полевой суд, может, еще разберется в обстоятельствах смерти мистера Калпа.
При этом он чувствовал, что не должен покидать руины Колумбии, пока не сделает столько негативов, сколько позволяет взятый с собой запас химикатов. И не только потому, что снимки для фотографа — хлеб насущный. Мы уйдем, и в истории останутся только те свидетельства произошедшей с городом катастрофы, которые удалось заснять. Время бежит быстро, — частенько напоминал ему мистер Калп. — Оглянуться не успеваешь, как все меняется, так что фото — единственное, что остается от нашего прошлого. Уже тогда, через два дня после пожара, еще и дым толком не рассеялся, а по развалинам вовсю расхаживали люди, ковырялись палками в пепле, пытаясь спасти что можно, складывали находки на ручные тележки или в заплечные мешки и уходили — началась другая жизнь, пошли совсем другие дела! Так бывает, когда после урагана все вылезают из убежищ, чтобы оценить ущерб и прикинуть, что можно поправить.
74 
