126 
Сара впилась в снимок, как будто он содержал в себе разгадку какой-то многозначительной тайны. Стивен, должно быть, тоже подолгу разглядывал его. Где он взял это фото? Вероятней всего, выкрал в музее. А теперь его украла Сара. Она прикрепила фото Жюли рядом с репродукцией Сезанна, рядом с нахальным Арлекином и его серьезным спутником, напялившим клоунский наряд, чтобы сопровождать друга на карнавал. А портрет модной красавицы засунула в ящик.
Еще одно письмо от Эндрю.
Дорогая Сара Дурхам!
События не стоят на месте: с тех пор, как я Вам в последний раз писал, я уже попал в женихи.
И сказала мне сестрица: надобно тебе жениться.
И я ей ответил: ХХХХХ!..…….. ььььь!..?????
А она на это: скоро ты повзрослеешь?
А я ей: чего ради?
В общем, поговорили. И я предложил руку и сердце Хелен. Вашей соотечественнице. Она уверена, что американцы чрезмерно надутая публика, шуток не понимают и веселиться не умеют. Хелен трудится конюхом на ранчо неподалеку. На это ранчо приезжают из города туристы, закосить и закусить, а потом скачки на лошадках да в двуспальных кроватках. Хелен опытным взглядом определила, что я добрый жеребец. Она говорит, что это относится также и к работе. Почему, мол, американцы всегда на работе? Я ей отвечаю, что такова трудовая мораль, рабочая этика. Короче, обломилось, и предложил я тот же самый реквизит Белле. Она такая же, как и я, родная в доску, техасская, душа в душу. Они с сестрой сразу принялись все обсуждать. Где жить, в доме или в квартире? Таксон, Даллас, Сан-Антонио? Естественные роды или кесарево сечение? Сколько раз? Сколько фильмов в год мне положено? Сниматься и смотреть. Как должен измениться мой моральный облик? Каков мой стереотип? Так, обсудив все главные вопросы, они скоро придут и к решению вопроса о счастье, а там и до радости совместного бытия доберутся. Радость… Что за радость? Откуда и зачем?
В общем, пусть побеседуют.
Я подхватил свой стереотип, облик, имидж и прочее — и слинял.
А здесь так одиноко!!!
Эндрю.
Пишите мне до востребования, Кордова, Аргентина.
Сара написала в аргентинскую Кордову, рассчитывая завязать переписку средней оживленности, но пока письмо добиралось, Эндрю успел уже перебраться в Перу. Ее письмо догнало его там, но его ответ, страстное любовное послание, в котором Эндрю несколько раз назвал Сару Бетти (покойная мачеха?), прибыло, когда она уехала в Стокгольм на тамошнюю премьеру «Жюли Вэрон». Когда она вскрыла письмо, проблемы, связанные с ответом на него, показались ей непреодолимыми. Куда отправлять ответ? Как подписываться? С любовью, Бетти?
К концу года положение вещей в «Зеленой птице» несколько изменилось. Совещания проходили теперь не наверху, в конторе, а в репетиционном зале, достаточно большом, чтобы вместить всех желающих. В театре появилось много талантливой молодежи, некоторые потихоньку спрашивали: «А это кто?» — указывая на Мэри Форд. «Кажется, одна из ветеранов-основателей», — не столь уверенно отвечали им.
Соня заправляла всем в театре, успевала повсюду, наслаждаясь собственной разумностью и энергичностью и без устали демонстрируя свои достоинства всем желающим и нежелающим. Ее резкий громкий голос и яркий волосяной покров — ныне в стиле «афро» в знак солидарности с невыносимыми страданиями чернокожего населения — метались по театру со скоростью молнии. Вирджиния, известная как «тень» Сони, каким-то чудом успевала за нею. Никто из четверки основателей в театре слишком часто не появлялся. К Рою вернулась жена — с условием, что он уделит «достаточное внимание» их браку, каковое условие включало и проведение выходных и праздничных дней с семьей. Она снова забеременела. Рой подумывал о переходе в другой театр. Он меланхолически отмечал, что жить с одной воинствующей феминисткой и работать с другой — никакого здоровья не хватит. Мэри за счет работы уделяла больше времени матери, которая в результате усиленного ухода почувствовала себя лучше. Если бы дочь могла сидеть с нею все время, то дряхлая дама получила бы существенную отсрочку неизбежного конца. Такого Мэри позволить себе не могла, но по возможности брала работу домой. Она с благословения Сони, прочитавшей роман и нашедшей его полезным для восстановления попранных прав женской части населения, адаптировала для сцены «Эгоиста» Мередита. Сара много разъезжала по делам «Жюли Вэрон», а еще больше — «Счастливой монетки», которую вне Британии упростили в «Жюли». Эта «Жюли» уже с успехом шла в дюжине европейских городов. Рыночный спрос на приятных во всех отношениях, но задавленных средой, обреченных на гибель мужским произволом дам явно превышал предложение, и «Жюли» победно шествовала по Европе, примеряясь к прыжку через океан. «Жюли Вэрон» тоже пользовалась определенным спросом, однако лишь у более разборчивой и, следовательно, менее многочисленной публики. В общем, «Жюли», подобно «Мисс Сайгон», стала последней в длинном ряду благодатных мучениц, и люди, слышавшие об обоих спектаклях, полагали иной раз, что речь идет о двух разных Жюли, приехавших во Францию с далекой Мартиники попытать счастья. Может быть, сестры?
126 
