Лёгкий, ненавязчивый романчик 
40 
Она закончила пение, и все захлопали в ладоши. Билл крикнул: «Браво!», выступил вперед и отвесил церемонный полушутливый поклон. Сара предостерегающе хлопнула ладонями, вмешался Генри.
При втором заходе Генри подавал «любовь» и «дружбу» за контртенора, не смог удержаться от легкого утрирования и изобразил какой-то низкий вой, как будто звук какого-то неизвестного экзотического инструмента. Все засмеялись. Действительно, получилось забавно. Все четверо: Сара, Генри, Эндрю, Молли — обнялись и продолжали хохотать. Генри снова призвал всех к порядку.
На следующий раз все получилось наилучшим образом. «Любовь» и «дружба» никого не рассмешили и добавили сцене глубины и чувства.
Вступила Молли:
— Ты любишь меня. Ты моя любовь. Но ни одна душа…
И Генри вставил:
— Любовь…
Сара продолжила пением:
— Старо как мир — предать любовь.
Когда Молли дошла до:
— Но ты мой друг, а узам дружбы…
Генри простонал:
— Дружбы…
А Сара пропела последние строки против слов Молли:
— Любовь оставит только яд…
И повторила их, когда Эндрю принялся уверять Молли, что он ей друг.
Все отлично получилось. Но не удовлетворило Эндрю. Он потребовал повторить сцену. И еще раз. И еще. Наконец он выдохся.
— Всё. Отлично. Спасибо. Извините, но мне нужно было это усвоить, — развел руками Эндрю.
— Вот и хорошо, — подвел итог Генри. — Перерыв на ланч.
В пятницу на неделе, посвященной Реми, Стивен вернулся на свое место рядом с Сарой. Молли надела длинную юбку, преобразившую ее. Теперь она как будто стала стройнее, зрительно похудела. В ней проявилась отсутствующая ранее ранимость. Храбро боролась она с коварной судьбой. Молодой аристократ из замка Ростанов искренне любил девушку, на которой ему не суждено было жениться.
А музыки все еще не было», и Молли произносила слова, которые должен был петь отсутствующий пока контртенор.
- Песнь моя исходит скорбью,
- Обними меня, любимый.
- Радость наша вьется птицей,
- Но подумай, летом жарким
- Разлучат меня с тобой.
- Вспомни эти дни со мною,
- Вспомни скорбные стенанья…
Стивен повернулся к Саре.
— Такого не припоминаю. Полагаю, собственное творчество?
— Не вижу никакого противоречия. — И она положила перед Стивеном свой перевод дневника. — Вот здесь, смотрите.
«Прекрасно! Любовь, любовь, любовь! Плачем от радости всю ночь. А летом затянем другую песню. Видела я взгляд твоего отца. Этот взгляд сказал, что время наше истекло».
— Что ж, пожалуй… Действительно.
Стивен сидел, склонив голову, не глядя на актеров. О смехе речи не было, даже улыбку, казалось, забыло его лицо. Сара полагала, что достаточно резкая смена стиля заслуживает какой-то реакции, и лучше улыбки, чем протеста. Помрачнев, Стивен как будто превратился в жалкого старикашку. А ведь когда-то (когда-то! всего неделю-другую назад) юмор составлял лучшую часть их дружбы. Сара убеждала себя, что должна — должна! — смириться с тем, что та фаза отношений прошла. Стивен стал другим человеком. Когтистая лапа, которую она ассоциировала с Джойс, протянулась к ее сердцу. Нет! Стоп! Она встала, отошла в сторонку, отвернувшись от актеров; уткнулась в реквизит, цветы и фрукты Мартиники, призванные оживить обстановку. Губы сами собой забормотали:
— Гниль приятна мертвецам, а не нам, а не нам; слопал висельник язык в тот же миг, в тот же миг…
И тут же разозлилась на себя, на свою память за эту запомнившуюся со школьных времен ахинею, подсунутую вопреки установкам собственного разума. Услышав, что сзади кто — то подошел, Сара скомпоновала на лице улыбку и обернулась. Улыбка, очевидно, получилась недоработанной, так как Генри испуганно отшатнулся.
— Что случилось, Сара? Что-нибудь не так? Не нравится?
Ну вот, теперь еще и его придется утешать. За Генри Сара увидела Соню (свою наследницу, как она вдруг осознала). Соня подошла к Биллу и вручила ему какое-то, очевидно, адресованное ему, письмо. Он принял письмо… или телеграмму, раскланялся, что-то сказал, оба рассмеялись: привлекательная рыжая Соня и привлекательный парень… нет, не парень, мужчина!..
— Нравится, очень нравится, — заверила Сара Генри и увидела, что у того отлегло от сердца. Проклятая память сопроводила прогулку Сони и Билла по церковному нефу очередной пошлятиной: «Сбежала, сбежала, сбежала красотка; сбежит, убежит, убежит красота…» — хорошо на этот раз хоть не вслух. Она подхватила Генри под руку и вместе с ним развернулась лицом к Реми и Жюли, застывшим в объятиях, впитавшим все печали расставания.
40 
