21 
Катастрофа! Друсилла ясно увидела, как улетучиваются ее драгоценные двести фунтов, потраченные на докторов, больницы, на лечение и процедуры, хотя она никогда бы не высказала своих чувств вслух; что ее больше всего убивало — это исчезновение заповедного имущества, и как раз в тот момент, когда она уже совсем было держала его в руках. А если бы она еще не успела раскроить сиреневый креп, и бледно-голубой шелк, и табачного цвета атлас — что тогда? Пришлось бы нести все это обратно к Херберту в магазин. Не изволите ли?
Когда наступило время обедать, Друсилла принесла Мисси огромную миску мясного супа и села рядышком, дожидаясь, когда Мисси справится с ним. После этого ее оставили в благословенном одиночестве. Спать ей сейчас уже не хотелось, и поэтому она стала думать. О боли и что она может означать. О Джоне Смите. О будущем. И между этими двумя жуткими неизвестностями стоял он, Джон Смит, ее благородный спаситель. Поэтому, оставив все мысли о боли и о будущем, она полностью сосредоточилась на Джоне Смите.
Какой приятный мужчина! Интересный. С какой легкостью он поднял ее с земли и перенес в дом! Вся информация, почерпнутая от Юны и вычитанная из романов, вдруг неожиданно оказалась весьма полезной: Мисси поняла, что наконец влюбилась. Но в мыслях об этой любви, породившей целый поток сладких и неясных мечтаний, отсутствовало только одно — надежда. В этом мире лишь Алисии умели ловко расставлять сети, разрабатывать планы и добиваться своего, а Мисси этого не умели. Мисси и не знала толком, что такое мужчины, а та малость, что была ей известна, сводилась к общим местам. Все мужчины неприступны, даже и сидевшие в тюрьме. У мужчин всегда есть выбор. Мужчины обладают властью. Мужчины всегда свободны. Все мужчины имеют привилегии. А уголовники, по-видимому, имели все это в гораздо больших количествах, чем мужчины типа бедненького
Уилли Хэрлингфорда, которого никогда не касалась настоящая беда и который настоящей жизнью никогда и не жил. Не то чтобы она всерьез считала Джона Смита сидевшим в тюрьме; живя в Сиднее, Юна ведь знала его, а это, по всей вероятности, означало, что он вращался где-то рядом с высшим обществом, — конечно, если только, несмотря на дружбу с мужем Юны, не занимался доставкой льда, или хлеба, или угля.
Ах, но как он был добр к ней! К ней — такому ничтожеству, как Мисси Райт. Даже испытывая эту жуткую и пугающую боль, она осознавала его присутствие и чувствовала, что каким-то странным образом от него к ней переходит энергия, и именно эта энергия, представлялось ей, и отбросила смерть в сторону, как простой пучок соломы.
Джон Смит, думала она, если б я только была молодой и хорошенькой, у тебя было бы не больше шансов уйти от меня, чем у бедненького Уилли — от Алисии! Я бы безжалостно охотилась за тобой, пока не поймала бы. Где бы ты ни появлялся — везде бы находил меня, готовую поставить тебе подножку. А когда бы ты попал, наконец, в мои тенета, я любила бы тебя так сильно и нежно, что ты никогда, никогда в жизни не захотел бы покинуть меня.
На следующий день Джон Смит лично нанес им визит, чтобы справиться о здоровье Мисси, однако Друсилла разговаривала с ним на пороге, так что даже краем глаза взглянуть
на Мисси ему не удалось. Друсилла прекрасно поняла, что это всего лишь визит вежливости, она поблагодарила его, любезно, но не сверх меры, а потом стояла и наблюдала, как он шел по дорожке к калитке, свободно помахивая руками и весело насвистывая.
— Ну, скажите, пожалуйста! — сказала Октавия, выходя из общей комнаты, где она, притаившись, следила за Джоном Смитом, приподняв край занавески. — Ты будешь говорить Мисси, что он приходил?
— А что? — Друсилла была удивлена.
— Н-ну…
— Дорогая Октавия, ты говоришь так, будто начиталась этих дешевых любовных историй, которые Мисси стала приносить из библиотеки последнее время!
— Мисси? — Друсилла рассмеялась:
— Ты знаешь, пока я не обратила внимание на то, с каким смущением она прячет обложки своих книг, а я не помнила о том давнем нашем решении, какого рода, книги ей можно читать. Но, в конце концов, это было пятнадцать лет назад! И я подумала, почему бы бедняжке и не читать любовные истории, если уж ей так хочется? Есть ли у нее источник радости — такой же, как моя музыка?
Благородство Друсиллы удержало ее от того, чтобы добавить, что для Октавии такой радостью были ее ревматические боли. и при других обстоятельствах Октавия не преминула бы вслух пожаловаться, что она-то и вовсе лишена всяких радостей в этой жизни, но сейчас она решила благоразумно оставить эту тему в покое.
21 
