очень нудно 
46 
– А потому, што завсегда успеется. В Кус-Кренделе твоя рожа варнацкая да язык длинный не ко двору пришлись. А тут, в чащобе – в самый раз. В артель, значит, тебя определить хочу.
– В артель? С Карпухой-Отцом, Силантием-Сыном да Петром-Духом Святым?!
– Што, не глянулись? Лихие мужики, навроде тебя, разве што не мажьего семени.
– А какого? Разбойного?
– Да сам-то ты кто есть, Дуфунька? К лицу ли кочевряжиться?!
– Вижу, не зря я тебя в атаманы назначил. Раз кодлу под собой держишь – значит, атаман и есть. "Иван"[11] Ермила, шиш лесной, таежный. И что, не из последних?
– Из последних?! – едва не вскипел новоявленный "Иван". – Да на сто верст вокруг, до самого Мордвинска, мое слово – железо! Из последних…
– А урядника, однако, боишься, – не удержавшись, поддел ты купца.
– Вот для того мне маг в законе и надобен. Штоб не бояться, – на этот раз Ермолай Прокофьич ничуть не смутился.
– Видать, жиганы твои не справляются?
– Ты людей моих словами всякими не обзывай, – вполне миролюбиво посоветовал купец. – Услышат – зубы выбьют. Даром што колдун и мужик здоровый. А справляться – справляются. Только не все ружьишком или там ножом сотворить можно. Да и человека жизни лишать не всегда сподручно. Ну, пропал там пришлый охотничек с пушнинкой или старатель с левым золотишком – бывает. Одна беда: ежели часто такое приключаться зачнет – власти обеспокоются. А так, с твоей-то мажьей силушкой… Кому глаза отвести, штоб не видел, чего не надоть; кому башку заморочить, штоб к тайничку с золотишком сам привел – да и забыл о том; а когда служивый какой не в меру ретив окажется – так отчего б его волкам али медведю не порвать? Копать не примутся: волки – они и есть волки. Бывает. Мне ведь донесли, как ты с медведицей обошелся. Лихо, шиш лесной! Вот за тем ты мне и нужон, Дуфунька.
Все верно купец рассчитал. Все верно. Одного не учел, не мог учесть: серьезный финт для тебя сейчас – верная смерть. По второму разу Рашка уж не оттанцует. Только откуда купцу Закон знать? А знал бы – лежать тебе с камнем на шее в Шавьей трясине. Впрочем, с этим всегда успеется, тут купец опять же прав.
Влип ты, Валет Пиковый, ай, влип! По самые уши. Одно и остается теперь: форс мажий давить, лепить чернуху. Долго ли на голом форсе выдержишь? До первого серьезного дела. А-а, ладно, нечего загадывать, авось и вывезет кривая! Ты-то купцов расклад теперь знаешь, а он твой – нет.
Сыграем втемную?
– …А не боишься, Ермолай Прокофьич, что я вот сейчас тебе рот словом наговорным залеплю, да и сверну шею по-тихому? И ружье не поможет – не выстрелит оно у тебя, хоть и «тулка» безотказная. Как, не думал о таком?
– Думал. Ты меня сдуру порешишь – люди мои, што снаружи караулят, тебя в клочья порвут. А сам-один ты троих не потянешь, нет, не потянешь! – иначе шиш бы тебя поймали да на каторгу упекли! И коли хотел бы ты со мной поквитаться, жизнь свою на мою разменять – я б давно со свернутой шеей под лавкой лежал. Не боюсь я тебя, Дуфунька. Ить жить-то всякому хочется! Вот и выходит, што не тронешь ты меня, и к властям не пойдешь. А вздумаешь и взаправду в бега податься – в глухомани сгинешь. Дебрей ты тутошних не знаешь, а места наши гиблые. Не веришь – Силантия спроси. Вот и остается тебе, варнак, считай, одна дорога: в артель мою подаваться. Да ты соглашайся, соглашайся! Будешь моим человеком – не обижу!
– Не обидишь? – ты вновь потрогал коросту засохшей крови на затылке. – А долю-то какую положишь?
– Вот это – другой разговор! – разом повеселел купец. – Это – по-нашенски! Сразу видать сурьезного человека!..
* * *
Через полчаса ожесточенного торга вы наконец ударили по рукам.
– Силантий! Карпуха! Петька! – купец распахнул настежь дверь избы. – Нового товарища примайте, шиш лесной!
Из-за спины купца ты увидел, как неторопливо поднимается от корявого плетня молчаливый Силантий, закидывает за плечо карабин… И только тут до тебя дошло, что во время всего разговора Силантий держал тебя на мушке: сидел-то ты аккурат напротив окошка.
Да, силен ты, Ермолай Прокофьич, ничего не скажешь!.. а я-то тебя на испуг брал!
Дурнем попусту бранил…
XIV. РАШКА-КНЯГИНЯ или ГЛОТОК МАДЕРЫ В ЧЕСТЬ УРОДОВ
Уста их мягче масла, а в сердце их вражда;
слова их нежнее елея, но они суть обнаженные мечи.
Он был вышколен на диво, этот лакей в черкеске, слишком кавказской, чтобы быть настоящей.
46 
