Последние отзывы

  149  

Тут уж я не выдержала. Я долго молчала, понимая, что ей промыли мозги, но сколько можно!

— Мицуру! Какая же ты идиотка! Хватит с меня твоих подвигов! «Лучшая в классе, в Тодай на медицинский…» Чушь про какое-то давление! Раньше ты мне белку напоминала, я думала, ты такая же шустрая и сообразительная, а из тебя вышел слизняк. Тоже мне героиня! Прямо как Кадзуэ.

— Да ты на себя посмотри! Что с тобой стало! Лицо — как у ведьмы! Ты, что ли, правду говоришь? Где она, твоя правда?! Всю жизнь врешь! Тебя и сейчас распирает от гордости, что ты японка только наполовину. Да Юрико в сто раз лучше!

Я возмущенно оттолкнула столик и вскочила так резко, что чуть не опрокинула свой стул с матерчатым сиденьем. Официанты незаметно собрались в кружок и издали наблюдали, как мы переругиваемся. Мицуру взяла себя в руки и быстро опустила взгляд. Я пододвинула к ней счет за кофе.

— Все! Я ухожу. Спасибо за угощение.

Мицуру толкнула листок обратно:

— Давай пополам.

— Ну уж нет! Я такого от тебя наслушалась… У меня комплекс к Юрико! И ты мне это говоришь в день суда! А я, между прочим, представляю семью потерпевшей. Какое у тебя право меня оскорблять? Я требую компенсации.

— Компенсации? С какой стати?

— У вас богатая семья. Сколько кабаре твоя мамаша держит? А ты снимала шикарную квартиру в Минато. Сама ведь хвалилась. Скажешь, нет? Потом мамаша снюхалась с моим дедом и особнячок прикупила. Нехилый такой домик у реки, с автоматическими замками. Не то что я, со своими жалкими доходами.

Мицуру тут же выпустила ответный залп:

— Вон ты как запела, когда приперло: «жалкие доходы…» Помнишь, всем трубила, что будешь великой переводчицей с немецкого? А по английскому в хвосте плелась. Полукровки-то обычно потолковее. И между прочим, у нашей семьи ничего не осталось. Дом и бизнес продали за триста миллионов, еще две машины и дачу в Киёсато… Все деньги ушли в секту как пожертвование.

Я неохотно выложила на стол деньги, а Мицуру, отсчитывая сдачу, продолжала:

— Я на следующее заседание тоже приду. Мне это полезно для реабилитации.

«На здоровье!» — хотела было сказать я, но сдержалась и быстро направилась к выходу. И тут же услышала за собой топот парусиновых туфель.

— Постой! Важную вещь забыла сказать. У меня есть письмо Кидзимы-сэнсэя.

Мицуру извлекла из матерчатой сумки конверт и помахала им перед моим лицом.

Кидзима-сэнсэй? Давненько я про него не слышала. Тот самый, которому из-за козла-сына пришлось уволиться из школы. Преподаватель биологии с выпуклым лбом и узкой переносицей. Первая любовь Мицуру. Он все искал разницу между мной и Юрико с точки зрения биологической науки. Я его терпеть не могла. И сынка его тоже, конечно.

— Когда он тебе писал?

— Когда я была в тюрьме. Несколько раз. Он очень за меня переживал; мы переписывались.

Мицуру так и распирало от гордости. Я давно ничего о Кидзиме не слышала, думала, он уже умер. И вот вам пожалуйста. Он, оказывается, Мицуру письма писал.

— Хороший человек!

— У него душа болела за свою ученицу, с которой произошло несчастье. Так же и я переживала за своих пациентов.

— Твои пациенты такого не творили.

— Какая же ты жестокая! Мне же надо как-то опять входить в эту жизнь!

Мицуру мне надоела, хотелось уйти поскорее. «Какая жестокая!» А сама превратила суд по делу Юрико и Кадзуэ во встречу одноклассниц. Представляете? Живешь себе тихо-спокойно, и вдруг возникает человек, о котором ты и думать забыла, и начинает рассказывать о тех, кто давно остался в прошлом. На меня накатилась усталость. А главное — я здесь ни при чем. Все дело было в том, как их убили — Юрико и Кадзуэ, сделавшихся проститутками. Это и разожгло интерес публики.

— Он о тебе тоже писал, поэтому я их и принесла. Могу дать почитать, только на следующем заседании обязательно верни.

Мицуру вручила мне толстый конверт. Никакого желания читать письмо у меня не было, поэтому я хотела отдать его обратно, но Мицуру, слегка пошатываясь, уже направилась к двери. Я смотрела ей вслед, пытаясь разглядеть хоть что-то от прежней Мицуру. Той, что классно играла в теннис, так легко двигалась на занятиях по ритмической гимнастике. Рядом с ней меня одолевала какая-то смутная тревога — наверное, из-за ее невероятной физической энергии и замечательных мозгов. Иногда она казалась мне каким-то чужим существом, страшным и непонятным.

  149