Однако он не мог себе позволить думать о ней в таком ключе: когда жена сбежала, он понял, сколь много для него значит ее присутствие в доме. Нет, она должна понять, как нужна ему ферма, а потом, когда у них пойдут дела на лад, они заведут детей. Мэри должна понять, что его пораженческие настроения вовсе не вызваны неудачами в делах: причина их — ее враждебное отношение к нему как к мужчине, к их совместной жизни в том виде, в котором она существовала. Все переменится, когда они заведут детей. Тогда они будут счастливы. Так он мечтал, опустив голову на руки, слушая, как Мэри постукивает карандашом.
Однако, несмотря на то что в результате раздумий он пришел к довольно-таки приятному выводу, Дик был расстроен до глубины души. Он ненавидел саму мысль о разведении табака, он всегда считал табак противным человеческой природе. Теперь заниматься хозяйством придется иначе: надо будет проводить долгие часы в жарких помещениях, а по ночам вставать и проверять показания термометров.
Он повертел лежащие на столе бумаги, вжал голову в руки и, чувствуя себя несчастным, безмолвно восстал против уготованной ему судьбы. Однако до добра это не доведет. Мэри сидела напротив него, силясь подчинить мужа своей воле. Наконец он поднял голову, растянул губы в кривой печальной улыбке и сказал:
— Ладно, босс, можно я подумаю пару деньков? — Его голос звучал натянуто от унижения.
Когда она ответила с раздражением: «Мне бы очень не хотелось, чтобы ты называл меня боссом», — он ничего не сказал, хоть повисшее молчание и красноречиво поведало о том, что они боялись сказать. В итоге она нарушила его сама, резко поднявшись из-за стола. Смахнув книги, она произнесла:
— Я ложусь спать.
Мэри ушла, оставив Дика наедине с его мыслями.
Через три дня он тихо сказал, отведя глаза, что договаривается со строителями-туземцами о возведении двух сараев.
Когда Дик наконец поднял на жену глаза, заставив себя посмотреть на ее ликующее лицо, то он увидел, как ее глаза горят новой надеждой, и с беспокойством подумал, что с ней станется, если он подведет ее и на этот раз.
8
После того как Мэри заставила Дика подчиниться ее воле, она отошла в тень, оставив супруга в одиночестве. Несколько раз он предпринял попытку привлечь жену к насущным делам, спрашивая ее совета, указывая на то, что ей следует помочь ему в делах, которые его беспокоят, однако всякий раз Мэри, как и прежде, отвечала отказом. Делала она это по трем причинам. Первая была осознанной: если она вечно будет рядом с мужем, демонстрируя, что она умнее и талантливее, она тем самым спровоцирует его и он уйдет в оборону, в итоге наотрез отказавшись выполнять что-либо из того, что она хочет. Природа двух других причин была интуитивная. До сих пор Мэри с неприязнью относилась к ферме и связанным с ней заботам, не желая ими заниматься после того, как Дик снова вернулся к делам. Но самой главной была третья причина, пусть даже Мэри и не отдавала себе в ней отчета. Она ощущала необходимость воспринимать Дика (женой которого она являлась, чего изменить уже было нельзя) как мужчину самостоятельного и добивающегося успеха в результате собственных усилий. Когда Мэри видела мужа в минуты слабости, утратившим цель, жалким, она ненавидела его, а потом ненависть оборачивалась против нее самой. Ей нужен был мужчина, который был бы сильнее ее, и она пыталась слепить такого мужчину из Дика. Если бы он просто, без обиняков, силой одного лишь желания достичь цели, подчинил жену себе, Мэри полюбила бы его и перестала себя ненавидеть за то, что связалась с неудачником. Именно этого она ждала, и именно это удерживало ее от того, чтобы просто отдавать мужу приказы и объяснять очевидные истины, хоть ей и страшно хотелось так поступить. Мэри и вправду устранилась от дел фермы, чтобы не бить Дика в самое слабое место больной гордости, не осознавая что, она сама-то как раз и является его неудачей. Возможно, она была права, права инстинктивно: материальный успех вызвал бы ее уважение. Она была права, ошибаясь в предпосылках. Все оказалось бы именно так, будь Дик мужчиной иного склада. Когда Мэри заметила, что он снова начал валять дурака, тратить деньги на всякую ерунду, при этом скупясь на важные вещи, она просто запретила себе думать об этом. Такое ей было не под силу, на этот раз это значило для нее слишком многое. А Дик, разочарованный ее нежеланием принимать участие в делах, перестал обращаться к жене. Он упрямо продолжал поступать, как считал нужным, чувствуя себя так, словно Мэри сперва вдохновила его на рисковое предприятие, а потом бросила в одиночестве — пусть выплывает как знает.