очень нудно 
121 
Аскью оглянулся и увидел, что писец вновь занял свое место, а Ребекка утолила жажду и дожидается продолжения допроса. Весь ее вид изображал терпение и безропотную покорность. Однако Аскью не спешил сесть в кресло.
Первые вопросы он задал, стоя у окна, и лишь немного спустя вернулся на прежнее место напротив Ребекки. И вновь в него уперся прямой, неотрывный взгляд – такой прямой, что Аскью понял: сколько бы лет ни прошло, теперь он вечно будет вспоминать этот взгляд и удивляться.
В: Добро, сударыня. Что было дальше?
О: Спустилась я тихонько во двор, Дик вывел двух коней, сели мы на них – и рысцою в путь. Едем и молчим. Проехали с милю и очутились возле каменных колонн. Шагов за сто от того места привязали коней к столбу. Ночь была хоть глаз выколи – ни луны, ни звездочки, но камни я разглядела: как бы огромные могильные плиты. Я от страха чуть ума не лишилась: зачем, думаю, они меня сюда завезли в такую пору? Ведут они меня, а у меня ноги не идут. А в отдалении огонь: костер горит, как будто бы пастухи расположились на ночлег. Хотела позвать, да больно далеко, не услышат. И вот подошли мы к камням, вышли на самую середину.
В: Вы разумеете, что вышли на середину втроем?
О: Да.
В: Но Джонсу вы сказывали, что Дика с вами не было.
О: Сейчас я рассказываю всю правду. Его Милость остановился близ лежащей на земле каменной плиты и сказал: «Теперь, Фанни, преклони колена на этом камне». И тут я не выдержала. Мне помнилось, что они умышляют недоброе: в чародействе упражняются или задумали войти в сношения с нечистой силой или еще что-нибудь, и ознобило меня великим холодом, сильнее ночной свежести, точно я вмерзла в лед и мне приходит конец. От холода и страха я не то что встать на колени – слова вымолвить не могла. А Его Милость опять: «Преклони колена, Фанни». Тогда я собралась с духом и отвечаю: «Грешное это дело, милорд, не для того я нанята». А он: «Тебе ли говорить о грехе? На колени!» Я и тут не послушалась. Но они схватили меня за руки и силком повергли на колени. А камень жесткий, стоять больно.
В: Джонсу вы сказывали, что они принудили вас лечь.
О: Нет, только на колени поставили. И сами опустились на колени по сторонам от меня.
В: Как так?
О: А вот так.
В: Что же, и руки сложили, как при молитве?
О: Нет, рук не складывали, но головы склонили.
В: На них по-прежнему были шляпы?
В: Только на Его Милости. Дик ходил без шляпы.
В: В какую сторону они смотрели?
О: Как будто на север. Ехали мы на запад, а в капище вошли с правой стороны.
В: Дальше.
О: Я в мыслях обратилась к Господу с молитвой и учинила обет: если Он умилосердится и спасет меня от беды, оставлю блудный промысел навсегда.
Мне представлялось, что я попала в лапы к сущему дьяволу, что это изверг лютее наилютейшего гостя у Клейборн, что он готов без жалости надругаться не только над моим телом, но и над самой душой.
В: Оставим это. Твои чувства угадать нетрудно. Долго ли вы так стояли?
О: Минут пять или чуть больше. И вдруг в небе раздался громкий шум, точно крылья плещут или ветер ревет. Испугалась я, подняла голову – ничего не видать. И ночь тихая, ни ветерка.
В: Его Милость тоже поглядел в небо?
О: До него ли мне было.
В: И сколько он – этот плеск, этот рев ветра – продолжался?
О: Несколько мгновений. Не дольше, чем как до десяти сосчитать.
В: И все то время шум делался громче?
О: Точно что-то из поднебесья падает прямо на нас.
В: Не через все небо, подобно стае перелетных птиц?
О: Нет, сверху.
В: Точно ли?
О: Истинный Бог.
В: Что дальше?
О: Нежданно-негаданно все смолкло, и наступила тишина. И сделалось в воздухе такое благоухание, что я и выразить не умею. Словно повеяло духом скошенных трав и летних цветов. Удивительно – в таком холодном, неприветливом месте. И пора не летняя. А потом – опять нежданно-негаданно – сверху на нас просиял свет. Много света, как от солнца, – видно, что не человеческих рук произведение. Ярко-преярко: я едва взглянула вверх, так чуть не ослепла и тут же отвела глаза. Вижу – шагах в пятнадцати меж камней стоят двое, молодой и старик. И смотрят на нас.
В: Вздор! Лгать вздумала? Вот я тебя!
О: Все правда.
В: Как же, правда! Ишь какой сказкой решила меня одурачить! Ты и пророчишка твой. Ручаться готов, это он тебя надоумил.
О: Нет, он к этому непричастен. Я ему ничего не рассказывала.
В: Причастен или непричастен, а ты лжешь.
121 
