очень нудно 
147 
И подальше от этой кутерьмы, ближе к спокойствию небес – хотя я сейчас не говорю о направлениях в буквальном смысле – находились те, кто понял, что вышел за пределы природы и пребывает в каком-то ином месте. Эти души, а некоторые из них пребывали там от начала начал, сделались терпимыми в своих пристрастиях, терпеливо взирая на землю и на окружающие их души, которым они стремились в любви помочь принять собственную смерть.
– Ты нашел души, которые любили.
– О, все они любят, – сказал Мемнох. – Все. Не существует такого понятия, как нелюбящая душа. Он или она любят что-то, даже если это «что-то» существует лишь в памяти или как идеал. Ну да, я отыскал тех, кто вполне миролюбиво и безмятежно выражал безмерную любовь друг к другу и к обитающим ниже их. Нашел я и таких, которые обратили взоры исключительно на землю, стремясь лишь к тому, чтобы отвечать на молитвы, исходящие от отчаявшихся, бедствующих и болящих.
Земля же, как ты знаешь, к этому времени познала немыслимые войны, и целые цивилизации растаяли в результате стихийных бедствий. Непрерывно множились страдания людей, и множились они не только пропорционально росту учености или культурному развитию. Подобное положение сделалось недоступным моему ангельскому разумению. Взирая на землю, я не пытался даже разгадать, что управляет страстями людей какой-нибудь определенной народности, а что – другой или почему какая-то одна группа людей на протяжении жизни нескольких поколений складывает из камней какое-нибудь циклопическое сооружение. Разумеется, я знал почти обо всем, но целью моей на тот момент времени была не земля.
Царство мертвых – вот что меня интересовало в первую очередь.
Я приблизился к тем душам, что взирали вниз с жалостью и состраданием, стремясь мысленно воздействовать на прочих для их же блага. Десять, двадцать, тридцать – я видел их тысячи. Тысячи, говорю я тебе, в которых умерла всякая надежда родиться вновь или получить достойную награду; души, смирившиеся со смертью, с вечностью; души, очарованные видимой для них плотью, в точности как мы, ангелы, бывали и все еще бываем ею очарованы.
Я встречался с этими душами здесь и там, заводя с ними разговор, когда только мог привлечь их внимание. Скоро стало понятным, что им довольно безразлично мое обличье, поскольку они полагали, что я выбрал его, как они – свое: некоторые из них напоминали мужчин и женщин, а некоторые не давали себе труда об этом побеспокоиться. Так что, думаю, они считали меня новичком в преисподней, раз уж я с таким нахальством выставляю напоказ свои руки, ноги и крылья. Отвлечь их от земных дел можно было только вежливым обращением, и я принялся выспрашивать их, стараясь добиться правды и избегая при этом грубости.
Странствуя по преисподней, я, наверное, беседовал с миллионами душ. И всякий раз самым сложным было отвлечь внимание каждой из этих душ либо от земли, либо от переживания какого-либо сгинувшего в прошлом события либо вывести душу из состояния бесцельного созерцания, рассеянности, что требовало поистине неимоверных усилий.
Даже самые мудрые и любящие из душ не желали обременять себя моими вопросами. Лишь постепенно они понимали, что я не простой смертный, а создан из совершенно иной материи и что в моих вопросах заключены вещи, имеющие отношение к некоему месту за земными пределами. Понимаешь, то была дилемма. Эти души так долго пребывали в преисподней, что не размышляли более о причинах жизни и мироздания; они не проклинали более Господа, которого не знали, и не искали Бога, который был им невидим. И когда я стал задавать свои вопросы, они подумали, что я нахожусь на пути вниз с новыми душами, грезящими о наказаниях и наградах, которые никогда не последуют.
Эти мудрые души в смиренной задумчивости размышляли о своих прошлых жизнях, стараясь ответить на исходящие снизу молитвы, о чем я уже говорил. Они охраняли своих родственников, членов клана, свои народы; охраняли тех, кто привлекал их внимание эффектными проявлениями религиозности; с печалью наблюдали страдания людей, желая помочь и стремясь к этому, насколько возможно.
Мало какая из этих очень сильных и терпеливых душ пыталась снова обрести плоть. Но некоторые из них делали это в прошлом. Они спускались вниз, и рождались заново, и обнаруживали в конечном счете, что не могут в своей памяти отличить одно телесное воплощение от другого, так что нет смысла оставаться в живых! Гораздо лучше пребывать здесь, в ставшей привычной вечности, наблюдая красоту мироздания, – и оно действительно представлялось им прекрасным, как и нам.
147 
