45 
— Гхэ! Ты ведь не откажешься посидеть со старой приятельницей? — Теперь гадалка смотрела на него с подозрением. Гхэ заколебался, отчаянно стараясь вспомнить хоть что-нибудь. Наконец он улыбнулся и опустился на колени перед ковриком.
— Привет. — Он постарался, чтобы голос его звучал весело. — Давненько мы не виделись.
— И чья же это вина? Ох, маленький Ду, что же это жрецы сделали с тобой! Я с трудом узнала тебя из-за такого высокого воротника. И ты выглядишь усталым.
Она знала насчет жрецов… Все-таки кто эта женщина?
— Жизнь очень суматошная, — пробормотал Гхэ, жалея, что даже не знает, как к ней обращаться. Уж не родственница ли? Конечно, матерью ему гадалка не может приходиться — она слишком стара.
На лице старухи все еще было озадаченное подозрительное выражение. Он должен что-то сделать — но только что? Бежать отсюда, скрыться — вот что!
— Погадай мне, — вместо этого попросил Гхэ, кивнув на лежащие на коврике Отполированные от долгой службы косточки с выцарапанными на них символами.
— Ты теперь веришь в гадание? Жрецы научили тебя, что старших подобает почитать?
— Да.
Предсказательница пожала плечами и принялась встряхивать кости.
— Что приключилось с той девочкой? — рассеянно спросила она. — Которая тебе понравилась, когда тебе велели за ней следить?
Его растерянность, должно быть, оказалась такой же очевидной, как интерес чаек к улову рыбаков. Глаза старухи широко раскрылись.
— Что ты с ней сделал, малыш? Что случилось?
Гхэ почувствовал, что дрожит. Он должен что-то предпринять. Мысленно он потянулся к жалкому трепещущему узлу душевных нитей — тому, что было ее жизнью. Она все знает, эта старуха, — и то, что он джик, и насчет Хизи, — все. Лучше, пожалуй, ее убить, и поскорее.
Но он не мог этого сделать, сам не зная почему. Гхэ отпустил нити, хотя теперь отчетливо ощущал голод, ничуть не заглушенный съеденным недавно мясом и хлебом.
— Послушай, — прошипел он, — послушай меня. Я не знаю, кто ты такая.
Ее глаза раскрылись еще шире, потом прищурились.
— Что ты хочешь этим сказать? Поселившись во дворце, ты стал слишком благородным, чтобы разговаривать со старой Ли?
Ли. Он слышал это имя в своем видении — в тот момент, когда родился вновь. Тогда оно было лишено смысла — всего лишь звук. Теперь же…
Теперь, впрочем, оно тоже ничего не значило — всего лишь имя старухи.
— Нет. Я совсем не это имею в виду. Ты определенно меня знаешь, знаешь, как меня зовут, знаешь обо мне многое. Но я тебя не знаю.
Ее лицо прояснилось, превратившись в бесстрастную маску, — ничего не выражающее лицо предсказательницы.
— Но что-то ты помнишь?
— Какие-то обрывки. Я знаю, что вырос здесь. Я помню эту улицу. Мне знакомо твое лицо — но я не знал, как тебя зовут, пока ты только что не сказала.
Ее лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.
— Должно быть, какой-то вид запрета, — медленно проговорила она. — Но зачем им так тебя уродовать? В этом нет смысла, Гхэ.
— Может быть… — начал он, — может, если бы ты мне рассказала, напомнила… Может быть, моя память просто спит.
Ли медленно кивнула:
— Может быть. Но все-таки зачем? Ты все еще джик?
— Все еще, — ответил Гхэ. — Это навсегда.
— Последний раз, когда мы виделись, тебя назначили следить за одной из Благословенных. Молоденькой девочкой. Что-нибудь произошло?
— Я не помню, — солгал Гхэ. — Этого я тоже не помню. Старуха поджала губы.
— Что ж, придется посмотреть, что говорят кости. Может быть, они что-нибудь подскажут. Посиди со мной немного.
Гадалка выудила откуда-то матерчатую сумку и принялась вынимать из нее всякие принадлежности своего ремесла.
— Это ты мне подарил, знаешь ли. — Она выложила на коврик маленькую палочку благовоний.
— Неужели?
— Да. Когда тебя посвятили в джики. И еще этот коврик и шапку. Будь добр, зажги палочку от огня у старого Шеварда, вон там. — Она махнула рукой в сторону продавца жареного мяса, расположившегося со своей жаровней в нескольких десятках шагов от нее. Гхэ кивнул, поднялся и подошел к торговцу.
— Ли попросила меня зажечь от твоей жаровни палочку, — сказал он пожилому мужчине, который был, хоть Ли и назвала его старым, гораздо моложе гадалки.
Торговец было нахмурился, но вдруг неожиданно улыбнулся:
— Ах, да это же малыш Гхэ, верно? Мы тебя тут не видели целую вечность.
— Правда?
— Конечно. Ты не появлялся с… я уж и не помню, с какого времени. Во всяком случае, в последний раз ты был здесь еще до того, как о тебе расспрашивали жрецы.
45 
