43 
Наверное, мне показалось, что это он ударил мальчика. Я решил вступиться (не забудьте, что я выпил, а для опьянения в те дни мне требовалось не много) и шагнул вперед.
– Что происходит? – спросил я. – Кто вы такие?
– Друзья, – тихо произнес темноволосый.
– Чьи друзья? – потребовал ответа я, хотя мой голос срывался.
– Друзья Розмари, конечно же. – Мужчина сделал паузу. – А вы, разумеется, Дэниел Холмс.
Я опешил.
– Откуда вы меня знаете?
– Мы знаем всех друзей Розмари, – с улыбкой сказал темноволосый. – Верно, Рэйф?
Он улыбнулся белокурому юноше и погладил его по лицу длинным белым пальцем. Мальчик не ответил, но повернул голову ко мне, и я увидел длинные ресницы, отбрасывающие тень на высокие скулы; он тоже выглядел андрогинным, а его поза вдруг остро напомнила мне Розмари. Я подумал, что мальчик может оказаться ее братом, и сделал еще шаг в сторону этой пары.
– Что вы здесь делаете? – спросил я. – И где Розмари?
– Розмари? Она скоро придет. Мы ждем ее.
Темноволосый коротко хохотнул, будто сказал что-то забавное.
Сейчас другое время, другая мораль, и вам трудно понять негодование, охватившее меня, когда я услышал его небрежный ответ. Иногда мне самому трудно вспомнить, что это такое – быть молодым и принципиальным.
– В августе Розмари выходит замуж, – холодно сказал я. – Не думаю, что ей следует принимать друзей в столь поздний час. Она знает, что вы здесь?
Темноволосый пожал плечами, как будто это не имело значения. Я снова посмотрел на юношу, скорчившегося на полу.
– Этот юноша болен? Он ранен?
– Нет.
Пренебрежительный тон «друга» Розмари разозлил меня.
– Он истекает кровью. Если не объясните, что происходит, я сообщу в полицию. Мальчику нужно быть дома, в постели. А вы… Вам нельзя сидеть в комнате Розмари без ее ведома!
Он ответил тем же небрежным, почти скучающим тоном:
– С Рэйфом все в порядке. Он кое-что выпил, но еще не привык к такому питью.
И мужчина стер кровь со щеки мальчика бледным длинным пальцем, а затем, не сводя с меня взгляда зеленых глаз, облизнул палец. Этот жест был непристоен, как порнография, и я вспыхнул от гнева.
– Мальчик его возраста вообще не должен пить! – воскликнул я, отчасти для того, чтобы скрыть неловкость, и подошел к самому Рэйфу. – Эй, вставай! Где ты живешь? Я отведу тебя домой, если хочешь. Что с тобой?
Я покосился на темноволосого – тот опять улыбался. Рэйф не ответил, только издал тихий стон да недовольно отвернулся, как больной ребенок.
– Где ты живешь? – Я тронул его за плечо и сквозь тонкую рубашку ощутил ледяной холод. Меня пронзила другая мысль, и я настойчиво спросил темноволосого: – О чем вы говорили? Что он пил? Что это было?
Мне показалось, что мальчик едва дышит, лицо у него слишком бледное, а кожа слишком холодная.
– Ради бога, скажите, что это было? – вскричал я. – Вы не видите – он умирает!
Но темноволосый не успел ответить, потому что приоткрытая дверь распахнулась и вошла Розмари, стройная как тростинка, с разметавшимися по плечам чудесными волосами. Длинное платье из черного муслина вилось вокруг ее тонких лодыжек, словно дым. Она не обратила на меня никакого внимания и повернулась к своему «другу»:
– Джава, как он сюда попал? Я велела никого не пускать, особенно Дэниела. Почему ты позволил ему войти?
Он что-то неразборчиво пробормотал в ответ. Розмари нетерпеливо встряхнула влажными кудрями.
– Ты способен думать о чем-то другом?
Затем она обратилась ко мне и произнесла:
– Бедный Дэниел.
Поверьте мне, в ее улыбке было все, о чем только может мечтать мужчина: ангельская любовь, нежность и ласка.
– Бедный глупый Дэниел.
Я не успел вымолвить ни слова, как она открыла дверь за моей спиной и втолкнула меня в ванную. Я едва удержался на ногах и жалобно вскрикнул, когда Розмари захлопнула дверь прямо перед моим носом. Дернул за ручку и обнаружил, что меня заперли снаружи. Опять поскользнулся, уронил очки (они ударились о кафельный пол), стал искать выключатель… Я метался в панике. Прошло несколько минут, прежде чем я сумел включить свет и осознать, что́ находится рядом со мной.
В ванне лежало тело. Точнее, то, что от него осталось. Белую эмаль покрывали пятна крови, отпечатки рук и длинные размазанные полосы там, где труп тянули и переворачивали. Останки были расчленены, руки и ноги отделены от туловища, как у забитой свиньи. Омерзительно бледная истерзанная плоть, неизвестно чья – потому что головы не было, на обрубке шеи запекшаяся кровь чернела вокруг белой кости. Кувшин рядом с раковиной до краев наполняла густая темная жидкость. Тут я понял, откуда взялась кровь на губах юноши по имени Рэйф, понял, какого ужасного вина он напился. Дикий ужас охватил меня. Я попытался закричать, попытался что-то понять, упал, заметался, отвернулся от света. Скрылся от всего – в ничто.
43 
