83 
Пат отвернулся, помолчал.
— Ну, этого не вернешь.
— Еще бы! И Кейсмента они сцапали.
— Кейсмента? Но ведь Кейсмент не в Ирландии.
— Теперь в Ирландии. В казармах королевской ирландской полиций в Троли. Немцы доставили его на подводной лодке, и он угодил прямо в объятия полиции.
— О Господи, — сказал Пат. — Кейсмент. — Он тяжело опустился на стул. Его повесят. — Он закрыл лицо руками.
Кристофер был до крайности возбужден, сам толком не понимая своего состояния. Кэтлин он кое-как успокоил, но после ее ухода вдруг проникся уверенностью, что она была права. Мак-Нейл, видимо, ничего не знал, но теперь Кристофер сообразил, что, если готовится вооруженное восстание, Мак-Нейл и не будет об этом знать. А что-то готовится. Уверенность эта пришла не как результат логических выкладок, а скорее как физический толчок, от которого он вскочил с места, весь дрожа и задыхаясь; и, как человек, разгадавший загадочную картинку, он теперь видел только новые контуры, а прежние уже не мог уловить.
В политических спорах Кристофер всегда изображал из себя циника. На самом деле он, хоть и оставался сторонним наблюдателем, питал глубокое романтическое сочувствие к ирландской традиции протеста и к шинфейнерам как нынешним ее носителям. Историю Ирландии он любил как свое личное достояние, и, хотя не скупился на шутки по адресу «трагической женщины», в его отношении ко всей этой скорбной летописи был силен элемент рыцарской галантности. За этим крылось негодование, которым он ни с кем не делился. Как у многих кабинетных ученых, нарочито отмежевавшихся от участия в активной борьбе, у него было сильно развито чувство героического. А впечатлительность художника позволяла ему оценить эпическое великолепие, которым во все времена была овеяна трагедия Ирландии.
Теперь он пребывал в ужасающем смятении. Известие о германском оружии повергло его в такое горе, в такую ярость, что он понял, как безраздельно держит сторону повстанцев. Потрясла его и участь Кейсмента, человека, которым он искренне восхищался. Сердце его уже было охвачено мятежом. Однако он знал, что любое выступление сейчас закончится лишь новой трагической неудачей. Он легко согласился исполнить просьбу Кэтлин — подействовать на Пата логикой, но сейчас, глядя на юношу, озаренного в его обострившемся восприятии ярким светом истории, он не знал, что сказать, как не знал, куда девать избыток энергии, которой наполнила его новая ситуация.
— Да, Кейсмента повесят, — сказал он Пату. — Вас всех повесят. Если тебе хочется окончить свою молодую жизнь на английской виселице, ты, несомненно, избрал для этого правильный путь.
Пат поднял голову и чуть улыбнулся.
— Не беспокойтесь. Нас не повесят, нас расстреляют. Мы как-никак солдаты.
— С вами поступят не как с солдатами, а как с убийцами. Как с крысами.
— Они быстро убедятся, что мы солдаты. Откуда вы узнали про Кейсмента? Надо полагать, это правда?
— Узнал в доме у Мак-Нейла. Это очень прискорбно. Но то, что вы прохлопали это оружие…
— Насчет транспорта с оружием я не понимаю, — сказал Пат. — Но Кейсмента наши люди в Троли спасут.
— Не успеют. Нынче к вечеру все вы будете разоружены.
— Значит, нынче к вечеру мы все будем сражаться. Вы ведь не разболтаете то, что сейчас сказала моя мать?
— Нет, прости меня Бог, не разболтаю, но, по-моему, все вы сошли с ума.
— Едва ли они налетят на нас уже сегодня. Мы, может быть, и глупы, но они еще глупее. В чем дело, мама?
В дверях стояла Кэтлин. Она подошла к сыну и с размаху ударила его по руке.
— Кто-то только что видел Кэтела, он шел по улице с винтовкой…
Пат отстранил ее и выбежал из комнаты.
18
Пат еще так и не решил свою проблему — он все откладывал ее, потому что не находил решения. Он был просто не в состоянии думать о Кэтеле, подойти к нему с рассудочной меркой, спросить себя, что будет для Кэтела выгоднее. Брат всегда был ему бесконечно близок, неотделим от него, как его собственная рука. Кэтел присутствовал в его восприятии собственной жизни, точно они смотрели на мир одними, общими глазами; и, долгие годы держа брата в рабском повиновении, он этим дисциплинировал себя, учился жить одновременно в двух телах. Бывали минуты, когда он вдруг понимал, что мальчик существует отдельно от него, и удивлялся этому как неожиданной дерзости. А потом они снова возвращались друг в друга, и Пат чувствовал, что время растянулось, раздалось вширь, и собственное детство не только живо и продолжается, но обретает новые, прекрасные черты.
83 
