очень нудно 
97 
— В мое время кто не видел в себе определенных склонностей, тот поступал на социологию.
Олбану обидно такое слышать, хотя бывало и хуже. Так или иначе, в итоге он едет в Бристоль и там поступает на экономический. Спасает его — как он еще долго сообщает знакомым — только жгучая ненависть к выбранному предмету.
А пока, в течение промежуточного года, он много ездит, хотя, как и положено отпрыску Уопулдов, смотрит на вещи через призму взглядов своей семьи. Члену этого клана, особенно по молодости, редко удается совершать путешествия по миру без советчиков и наставников. Уж очень расплодились эти Уопулды, где только нет у них родственников, участников и соучастников семейного бизнеса, нынешних и бывших деловых партнеров и прочих личностей, годами сохраняющих, и порой без всякой задней мысли, приверженность этой семье, разбросанной по всему свету: откажешься от их гостеприимства — будет страшная обида, сохранишь поездку в тайне — заподозрят в скрытности. Когда ты приезжаешь в страну, где никого не знаешь, можно исследовать ее вдоль и поперек, как сам решишь. Если же сразу по приезде оказываешься под крылом у кого-нибудь из знакомых, то за тебя, считай, уже все решено.
Впрочем, как очень скоро понимает Олбан во время своих странствий по миру, это палка о двух концах. С одной стороны, очень удобно, когда тебя развлекают местными байками и указывают на такие достопримечательности, о которых путеводители нередко умалчивают. В подобных случаях гостю, как правило, обеспечивают и стол, и дом — живи не хочу, — а о деньгах даже не заикаются. С другой стороны, ты медленно, но верно попадаешь в кабалу, потому как все складывается примерно одинаково: тебя встречают чем-то похожие, на вид приветливые и безусловно легкие на услугу люди, в силу разных причин благожелательно к тебе настроенные, готовые и соломки подстелить, и шестеренки смазать, и кого угодно подмазать, чтобы только сделать твое пребывание на их территории самым памятным из всех.
А если захочешь избежать этой душной опеки, то, не ровен час, подцепишь дизентерию или напорешься на банду местных хулиганов, не будешь знать, как отвертеться от непристойных предложений здоровенных, потных шоферюг, можешь запросто лишиться бумажника, засунутого глубоко в потайной карман, который, как выясняется, разрезать бритвой во время ночевки — плевое дело, утром опоздаешь на поезд или автобус, решив, в силу врожденной британской скромности, которой безбожно злоупотребляют все, кому не лень, что за билетом положено стоять в очереди, хотя никто другой — вот загадка — не знаком с этим или с каким-либо иным правилом; а если повезет втиснуться на заднюю площадку или в тамбур, то горько пожалеешь, что родился на свет, ибо в сорокаградусную жару тебя в этой скотовозке непременно пробьет на корпус, а сортир либо отсутствует как таковой, либо засорился и невыносимой вонью сообщает о своем местоположении; когда же площадка автобуса или тамбур вагона зависнет над Знаменитой Трехсотметровой Пропастью, оказавшийся рядом абориген, распространяя ядреный дух немытого тела, будет так настойчиво впаривать тебе наркотики, что ты распознаешь в нем переодетого полицейского, имеющего зуб на западную молодежь и получившего разнарядку на задержания, — да мало ли какие еще превратности судьбы подстерегают неопытного юного путешественника; но зато теперь ты поколесил по миру и знаешь, что такое жизнь — если не миллиардов, населяющих эту планету, то как минимум сотен тысяч молодых и относительно обеспеченных, которые, как и ты, на свой страх и риск отправились за границу.
Ты откроешь для себя новые места и новые лица, а возможно, и самого себя, что исключено в условиях неустанного покровительства и с лихвой окупает все мерзости и мучения; ведь что придает особый смысл твоим нелегким странствиям — мерцание церковного купола в предрассветном тумане; чистейший безлюдный пляж, куда привел тебя долгий, изматывающий путь; вечер у костра в кругу людей, которых еще вчера не знал и, возможно, больше не увидишь, но сейчас они тебе так близки, что хочется провести с ними всю оставшуюся жизнь; именно это нежданное, глубокое единение с новыми людьми и новыми местами не забудется никогда.
В поездках Олбан старается, чтобы время, проведенное с Уопулдами и их окружением, не превышало длительности настоящих, по его мнению, путешествий, сулящих не только приключения, но и борьбу с непредвиденными трудностями, которые, впрочем, он предпочел бы преодолеть и пережить как можно скорее, чтобы потом можно было вспоминать их с налетом ностальгии и всяких других чувств, похожих на благодарность.
97 
