очень нудно 
40 
Мы подготовимся, настроимся…
Эти люди не живут.
Они все время готовятся и все время не готовы.
Потому что от фарса до трагедии — тоже один шаг.
Хотите банальность? Наша жизнь короче этого шага.
— Закат стекает в море, как кровь моих врагов! — басом продекламировал вождь Куйкынняк, воздев руки к небу.
Браслеты из золотых цветов ира-ира упали ниже локтей. Обнажились предплечья: мощные, бугристые, со вздутыми венами. На левом красовались ряды шрамов. Это означало, что вождь пережил не одну дюжину схваток за титул главы племени, искусно владея кривым серпом из обсидиана.
Грудь силача покрывала густая черная шерсть, словно у оборотня тайэ, живущего, согласно местным суевериям, на заброшенных кладбищах.
Жест «воздевания рук» ясно сказал почтенному собранию: Куйкынняк совершил зачин первой песни. Кто-то обязан был продолжить, иначе конец света не заставил бы себя ждать. Да что там конец света! — сорвалась бы заключенная вчера сделка, выгодная обеим сторонам, определив судьбы многих сотен людей до конца их жизни…
— Смешались соль и сладость в багряной глубине! — поддержал собрата вождь Ралинавут.
Топнув босой ногой, он трижды дернул себя за косу и сплюнул на землю. Слюна была мутно-зеленой от жвачки. Тем самым вождь обозначил свой вклад в развитие образа, предложенного могучим Куйкынняком. Хрупкий и тщедушный, Ралинавут правил союзом диких горных племен «рэра» не жаркой силой воина, но скользкой мудростью змеи. Вот и сейчас он поспешил возгласить вторую строку, стараясь, чтобы его никто не опередил. Хитрец знал, что третья и четвертая строки подобны тишине в ущелье — опасны и подозрительны.
Рисковать при зачине Ралинавут не желал.
— Вчера я пил из чаши, сегодня из ладоней!
Ага, кивнул Лючано, глядя, как третий из вождей, красавец Мэмэрэн, обходит собравшихся ритуальным шагом «ое», демонстрируя проявленную доблесть. Молодой невропаст без видимых причин был уверен заранее: Мэмэрэн и никто иной в этом собрании первым введет в песню посторонний, чуждый образ, внешне ничем не связанный с образами-предшественниками.
Следом за блистательным вождем шел великан-побратим с опахалом из хвоста птицы кун-де-лель. Побратим ухмылялся, гордясь отвагой соплеменника. Вступать третьим на Кемчуге считалось уделом храбрецов, сорвиголов, способных внезапным маневром решить исход боя.
Две жены силача Куйкынняка и пять жен хитреца Ралинавута смотрели на красавца с обожанием. Восемь жен Мэмэрэна, встав на четвереньки, мотали головами, славя великого мужа. В их волосах ярко блестели темно-лиловые пучки страстоцвета, распространяя одуряющий аромат. Любуясь верными женами, двенадцать старейшин из трех племен пустили по кругу горшок с хмельной бузой, сваренной из проса и патоки. После каждого глотка старцы громко восхваляли таланты сородичей.
Наступал срок завершения первой песни.
Согласно закону гостеприимства, это почетное право отдавали гостю. Дальше — как получится, особенно когда буза ударит в сердце, делая его звонким и ретивым. Но итог основополагающему стиху подведет далекий друг, усладив души хозяев. Вожди, с достоинством рассевшись по местам, смотрели, как помпилианец Тит Гней Катулл встает с камня, покрытого шкурой камелопарда, и надевает на голову легкий открытый шлем с гребнем, публично заявляя о праве на финал.
Вожди ждали, не торопя.
Лючано откорректировал надевание шлема, сняв у клиента лишний тремор. Помпилианец, человек еще нестарый, был с юности подвержен массе пороков; в последние годы у него дрожали руки. Затем, оценив ситуацию, улучшил заказчику осанку. Спинку прямее, плечи развернем, а подбородочек горделиво вздернем… Тит Гней оказался чудесной куклой: с помощью кукольника он так вздернул подбородок, что хоть скульптора зови. Пусть статую ваяет.
Оставался заключительный штрих.
Работа вербала.
Для этого Лючано три месяца изучал основы ритуальной поэзии аримов. Разумеется, за счет клиента, включив расходы на мемориз в контракт, отдельным пунктом. К концу подготовки его тошнило от стихов, голова лопалась от выспренних фраз, но игра стоила свеч.
Вот и сейчас: порывшись в памяти, молодой невропаст быстро скомпилировал строку, необходимую для завершения песни, и подкинул ее «на язык» кукле.
— А завтра выпью море, где плещется закат! — чеканным голосом продекламировал Тит Гней. Завершив декламацию, он снял шлем и ударил по гребню ладонью.
40 
