Последние отзывы

  74  

Зашипела, обугливаясь, кожа. В ноздри ударил смрад паленой плоти. Тарталья зарычал. Боль и ненависть ручейками разбегались по телу, ветвились, ширились, переполняя все существо. Где-то далеко, на грани безумия, извивался под напором клейма клубок змей, без особого успеха стараясь впитать боль, не дать ей полностью овладеть Лючано.

Казалось, металл прожег кожу и мышцы, дойдя до кости. Огненное щупальце вторгалось в человека через железный прут, прорастая внутрь, опутывая тело, разум, душу, устанавливая противоестественную связь…

Связь.

Щупальце — это нить.

Толстая, скользкая, крученая нить, на которой отныне болтаться ему, Лючано Борготте, жалкой марионетке. Невропаста превращают в куклу. В пустотелую куклу, переполненную болью, густой и вязкой.

«Это я могу причинять боль. Я! И никакие наоборот».

«Однажды вы уже ошиблись, синьор Тумидус. Мы с вами в некотором роде коллеги: оба склонны время от времени наступать на одни и те же грабли…»

Боль выплеснулась через край.

И, как по трубе, устремилась наружу.

По нити-щупальцу, по пруту, жгущему тело, по рукам палача — дальше, дальше…

Гай Октавиан Тумидус содрогнулся, но прут не выпустил. Взгляды хозяина и раба встретились. Похоже, легат был готов к чему-то подобному. Оба терпели, сжав зубы. Здесь, в царстве Королевы Боли, они сражались на равных.

Лючано дарил боль помпилианцу, но меньше ее не становилось.

Сумма не равнялась слагаемым, законы сохранения не действовали, сообщающиеся сосуды сверлили друг друга взглядами, физика и математика бытия плавились в сдвоенной форме, и расплав не спешил твердеть, выжигая огненным дыханием душу и разум, волю и дух, время и место…

III

Тело было легким и пустым.

Не тело — опорожненная бутылка из пластика.

Боль утекла, исчезла, но двигаться не хотелось. Не из опасений, что Королева Боль осчастливит своего фаворита новой аудиенцией. Просто не хотелось, и баста. Зачем это нужно? — слышать, видеть, думать, чувствовать… Лучше пребывать в покое. Лежать, и чтобы никто не трогал. Заснуть наконец. Проспать всю жизнь, легким дуновением перенесясь в мир иной.

Что ждет там, в ином мире, не столь уж важно.

Мы ленивы и нелюбопытны.

Увы, спать мешал шум. Голоса. Взволнованные, нервные. На каком языке они говорят? На помпилианском? Ты идиот, малыш, сказал маэстро Карл, ты круглый, беспросветный идиот. Какой еще язык в ходу на галере отставного легата Тумидуса? Выходит, ты все-таки очухался, дружок, мигом откликнулся Гишер. Ты слушаешь, припоминаешь и сопоставляешь.

Молодец.

Я молодец, согласился Лючано.

И пришел в себя. Ощущение было такое, словно его шарахнули по голове дубиной, обмотанной тряпьем. Похожий отходняк случается после «золотой пыльцы». Сдерживая стоны, он открыл глаза и медленно, стараясь не делать резких движений, сел.

Двое медиков в бело-зеленых комбинезонах и сервус-контролер Марк Славий приводили в чувство Тумидуса, лежащего на диване. На Лючано они внимания не обращали. Ну, валяется на полу какой-то тип — обычное дело!

В душе забрезжил робкий призрак надежды.

Старта не было, галера стоит на космодроме Хунгакампы. Дверная мембрана, ведущая в коридор, открыта. А что, если потихоньку выбраться из каюты, покинуть корабль — и затеряться в городе? Скорее всего в итоге его поймают. Но ведь попытка — не пытка? В случае поимки срок не накинут.

Он передан властями в распоряжение Тумидуса, теперь это головная боль легата: следить, чтобы раб не сбежал.

Пожалуй, стоит рискнуть.

Лючано тихо поднялся на ноги. Направился к выходу, стараясь идти как можно спокойнее. Дюжина шагов — и дверной проем остался позади. Никто не окликнул наглеца, не остановил. Неужели все оказалось так просто?! Не радуйся заранее, сглазишь, предупредил издалека маэстро Карл, а Гишер, тюремная косточка, промолчал…

Куда сейчас?

Лифт, насколько он помнил, находился слева по коридору.

«На какой уровень спускаемся? На первый или нулевой? Хватит стоять и думать! Топай к лифту, придурок. Для беглеца ты слишком медлителен. Пусть будет первый уровень: нулевой, скорее всего, трюм. Или двигательный отсек?»

— Эй, ты!

Тарталья обернулся, с удивлением отметив, что он, оказывается, уже довольно долго топчется у лифта, так и не активировав сенсор вызова. А его рассматривает сухощавый помпилианец с жеваным лицом, облаченный в бежевый китель с шевронами.

  74