19 
— И как давно это произошло?
— О, много месяцев назад. Кажется, в апреле…
— Ты не можешь предположить, кто мог его убить?
— Нет, — ответила она. — О его последних делах я не имею ни малейшего представления.
— Ты не будешь возражать, если я зайду к тебе прямо сейчас? — спросил я. — Я хотел бы угостить тебя ужином или пару-тройку раз выпить с тобой.
— Прости, но сегодня никак не получится, — сказала она. — Буду занята на работе до позднего вечера. Домой захожу только для того, чтобы поесть. Я уже уходила, когда зазвонил телефон.
— Понятно. Тогда, может быть, завтра?
— Завтра открытие, — сказала она. — Мы выставляем более сорока полотен Пола Глэддена — американца, который прожил в Италии последние пять лет. Весьма достойный живописец. Сейчас я работаю у Бруно Юргена в «Знаке Рыбы». Ты должен его помнить.
— Помню. Успешный был скупщик краденого, вероятно, таковым и остался. У него филиалы по всей Европе и в обеих Америках. Мне всегда приятно, когда человек добивается успеха.
— Уверена, он послал бы тебе приглашение, если бы знал, что ты в городе. На открытие мы ждем торговцев и критиков из нескольких стран. Почему бы тебе не заглянуть часов в восемь? Будет шампанское, кроме того, не сомневаюсь, что Бруно обрадуется, увидев тебя. Кто знает. Может быть, тебе захочется что-нибудь купить. Мы сможем поговорить во время открытия или после него, в зависимости от того, насколько я буду занята.
— Отличная мысль, — сказал я. — Договорились.
— Как долго ты будешь в городе?
— Трудно сказать. Сам еще не решил.
— Приехал что-то покупать?
— Некоторого рода сочетание отпуска и поисков.
— Превосходно, — сказала она. — Мне пора бежать. Увидимся завтра вечером.
— Хорошо. Береги себя.
— До свидания.
Отбой.
Я закурил и стал ходить взад и вперед, отчаянно ругаясь про себя. Слишком все получалось гладко. Не могла быть простым совпадением моя связь со священником-вероотступником через Марию и Карла, особенно учитывая, что труп Карла обнаружил именно я. Мой человек в Виргинии явно знал гораздо больше, чем удосужился мне сообщить, и я проклинал его за то, что он утаил информацию, которая могла оказаться весьма для меня полезной.
Прекратив ругаться, я спустился на улицу и решил поужинать.
«Поскольку поток времени бесконечен, а судьба изменчива, не приходится, пожалуй, удивляться тому, что часто происходят сходные между собой события, — писал когда-то историк. — Действительно, если количество основных частиц мироздания неограниченно велико, то в самом богатстве своего материала судьба находит щедрый источник для созидания подобий; если же, напротив, события сплетаются из ограниченного числа начальных частиц, то неминуемо должны по многу раз происходить сходные события, порожденные одними и теми же причинами».[8]
Вздор, Плутарх! Вздор! Ты прекрасно поладил бы с Бервиком.
Я поужинал, не обращая внимания на вкус блюд. Последний бокал вина я пил очень долго.
Аниту Занти, которая была в списке пятой, я нашел сидящей на ступенях здания, которое в одном из путеводителей значилось как принадлежащее к «бенинскому погребальному стилю». Корзина с цветами стояла у ног, а крошечные букетики, как спутники-сателлиты, были разложены вокруг на ступенях. Очень худая, смуглая, с катарактой в начальной стадии и белоснежными волосами. На ней было длинное платье, на плечах — поношенная клетчатая шаль. Морщины на лице становились глубже, когда она наклонялась вперед и хмурилась, пытаясь расслышать слова потенциального покупателя. В связи с тем, что разговор мог оказаться долгим, а день только начинался, я поднялся мимо нее по ступеням и вошел в бетонное чудовище.
Внутри я увидел алтарь, воздвигнутый римским сенатом для Августа Цезаря около двух тысяч лет тому назад. Обломки были найдены во время раскопок в одна тысяча пятьсот шестьдесят восьмом году, их сразу признали остатками старой триумфальной арки. И лишь приблизительно через три века было установлено, что они принадлежали Алтарю Мира. А в одна тысяча девятьсот тридцать седьмом году раскопки были завершены и начались реставрационные работы. На вершине пирамиды ступеней был виден барельеф, изображающий Ромула и Рема, сосущих свою суку мачеху, а также приносящего жертву Энея, и все это в обрамлении узора из листьев аканта, змей, ящериц, цветов и бабочек. Я поднялся по ступеням, вошел и остановился на пороге, чтобы рассмотреть украшавшие интерьер гирлянды плодов, листьев и сосновых шишек, развешанные между бычьими головами. Сам алтарь представлял собой плиту из туфа, охраняемую мифическими животными. Алтарь Мира всегда производил на меня глубокое впечатление. Во время Второй мировой войны он был обложен мешками с песком. Сейчас сооружение было окружено бетонным амбаром. Окна (размер некоторых достигал двадцати одного на восемьдесят пять футов) были изготовлены из стекла толщиной полдюйма, специально отлитого на стекольном заводе Сен-Гобен в Казерте, для защиты алтаря от камней и прочего, что обычно швыряют демонстранты. Кое-как защищенное, хрупкое, нежное воплощение надежды. Бедный старый Алтарь Мира, слава богу, в годы твоей юности не было бомб. Интересно, как долго ты еще просуществуешь?
19 
