20 
Засвидетельствовав свое почтение всему, что этого заслуживало, я вышел на улицу и дождался, пока от Анны Занти не уйдет очередной покупатель. Потом спустился по ступеням и, поздоровавшись, купил букетик.
— Спасибо, — сказала она. — Цветы очень свежие. Ваша дама будет довольна.
Я улыбнулся.
— Не сомневаюсь. Судя по всему, день выдался удачный?
— Да, — согласилась она. — В такие дни я продаю много цветов.
— Прекрасно, — сказал я. — Вы знаете отца Бретана?
Она окинула меня быстрым взглядом с головы до ног и наклонилась вперед, приложив ладонь к уху.
— Прошу прощения, — сказал она. — Я плохо слышу.
— Священник. Отец Бретан, — проговорил я громче. — Вы его знаете?
Она пожала плечами:
— Я знаю многих священников.
— Меня интересует только отец Бретан… Я пытаюсь найти его. Вы были с ним друзьями?
— Прошу прощения, — сказала она и наклонилась еще ближе. — Говорите громче.
Я повторил, а она, прищурившись, изучала мое лицо. Потом подмигнула и улыбнулась:
— Вы купили цветы для любовницы, да?
Я кивнул.
Она, очевидно, приняла какое-то решение и тоже несколько раз кивнула.
— Хотите ради нее развестись с женой?
Я улыбнулся, потому что мне показалось, что так следовало поступить.
— Сорок лет я была женой этого пса Антонио, — сказала она. — Сорок лет! А он оставил меня после рождения первенца! Тогда я не могла получить развод — таковы законы. Потом они изменились, и я подала на развод. Но Церковь по-прежнему не одобряла подобные поступки. Поэтому я решила поговорить об этом со знакомым священником. С отцом Бретаном! Он — святой! Такой мудрый, такой дружелюбный… Совсем не похож на других. Совсем! Однажды, когда он остановился, чтобы купить у меня цветы, я спросила его про разводы. Он долго разговаривал со мной. Он сказал, что законы Церкви не должны считаться законами Бога. Он так доходчиво все объяснил, что я не задумываясь пошла к адвокату. Если вы обратитесь к нему, он и вам все объяснит, не сомневаюсь в этом.
— Он часто покупал у вас цветы? — спросил я.
— Раз в несколько недель.
— А для кого он их покупал?
Она хлопнула в ладоши, подняла плечи и опустила их.
— Я не спрашивала.
— Я хотел бы поговорить с ним, — сказал я. — Где я могу его найти?
— В Ватикане. Он там работает. Кто-нибудь подскажет, где его найти.
— Спасибо.
Она улыбнулась и занялась цветами, передвинув несколько букетиков подальше в тень.
Ничего или почти ничего. Я позвонил монсеньеру из префектуры по экономическим делам, сказал, что пока докладывать не о чем, и спросил, смогу ли попасть в квартиру отца Бретана, чтобы ее осмотреть. Он объяснил, как ее найти, и сказал, что привратник будет предупрежден о моем приходе и не станет мешать. Он добавил, что вряд ли я найду там что-нибудь заслуживающее внимания. Я поблагодарил его и повесил трубку. Время у меня было, и я все тщательно осмотрел. Он, конечно, был прав. В маленькой опрятной квартире я не нашел ничего, что могло бы представлять для меня хоть какую-нибудь ценность. Совсем ничего. Судя по всему, Бретан не торопился, собирая вещи.
Стол, заставленный тарелками с канапе и подозрительно длинным рядом сверкающих ведерок для шампанского. Дом, который занимала галерея «Знак Рыбы», был узким, но имел четыре этажа, не считая полноценного подвала. Два верхних занимали офисные помещения и сейфы. Полы были устланы толстыми коврами темно-желтого цвета, и мне сразу же понравился стоящий в вестибюле хрустальный канделябр. В один прекрасный день…
Я прибыл в восемь сорок пять, и никто не удосужился спросить, есть ли у меня приглашение. Шикарно одетые люди трех-четырех национальностей оживленно болтали, собравшись небольшими группками, немногочисленные представители богемы сновали между столами и картинами. Ни Марию, ни Бруно я не увидел, но две официально дружелюбные девушки с высокими прическами и в строгих черных платьях ходили между гостями и разносили закуски.
Я почти не удивился, увидев в углу искусствоведа Уолтера Карлона, который, размахивая сигарой, что-то вещал, быстро шевеля губами, группе студентов и дам преклонного возраста. Низенький, коренастый, почти лысый Уолтер Карлон. Ему было уже за сорок, он получил богатое наследство, но так и не приобрел хороший вкус и путешествовал по миру, выставляя напоказ свою материальную обеспеченность и духовное убожество. В течение многих лет он демонстрировал поразительную способность поддерживать бездарей и издеваться над действительно одаренными художниками. Его статьи и книги считались образцами некомпетентности у людей, занимающихся историей искусств и просто разбирающихся в искусстве. Впрочем, как лектор, он был весьма востребован, потому что умел гладко и бойко говорить. Он умел завораживать ничуть не хуже, чем приводить в ярость. Ему, конечно, следовало стать политиком или каким-нибудь аферистом. Сила его слов исчезала без следа, как только они оказывались напечатанными на бумаге. Лично я не считал его шарлатаном. Похоже, он искренне верил в те глупости, которые озвучивал в данный момент. Я так и не смог разобраться, благодаря или вопреки этому он мне нравился.
20 
