192 
– Клептунова я снял с пробега, – сказал Остап недовольно.
– А профессор Двуптих? На «Паккарде»?
– На «Паккарде».
– А писательница Вера Круц? – любопытствовал полушофер. – Вот бы на нее посмотреть. На нее и на Хворобьева. Он тоже с вами?
– Знаете, – сказал Остап, – я утомлен пробегом...
– А вы на «Студебеккере»?
– Можете считать нашу машину «Студебеккером», – сказал Остап злобно, – но до сих пор она называлась «Лорен-Дитрих». Вы удовлетворены?
Но шофер-любитель удовлетворен не был.
– Позвольте, – воскликнул он с юношеской назойливостью, – но ведь в пробеге нет никаких «Лорен-Дитрихов». Я читал в газете, что идут два «Паккарда», два «Фиата» и один «Студебеккер».
– Идите к чертовой матери со своим Студебеккером! – заорал Остап. – Кто такой Студебеккер? Это ваш родственник, Студебеккер? Папа ваш Студебеккер? Чего вы прицепились к человеку?! Русским языком ему говорят, что «Студебеккер» в последний момент заменен «Лорен-Дитрихом», а он морочит голову. Студебеккер! Студебеккер!
Юношу уже давно оттеснили распорядители, а Остап долго еще взмахивал руками и бормотал:
– Знатоки! Убивать надо таких знатоков! «Студебеккера» ему подавай!
Делал он это с той целью, чтобы раз навсегда избавиться от опасных расспросов.
Председатель комиссии по встрече автопробега протянул в своей приветственной речи такую длинную цепь придаточных предложений, что не мог из них выкарабкаться в течение получаса. Все это время командор пробега провел в большом беспокойстве. С высоты кафедры он следил за подозрительными действиями Балаганова и Паниковского, которые слишком оживленно шныряли в толпе. Бендер делал страшные глаза и в конце концов своей сигнализацией пригвоздил их к одному месту.
– Я рад, товарищи, – заявил Остап в ответной речи, – нарушить автомобильной сиреной патриархальную тишину города Удоева. Автомобиль, товарищи, не роскошь, а средство передвижения. Железный конь идет на смену крестьянской телеге. Наладим серийное производство советских автомашин. Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству. Я кончаю, товарищи. Предварительно закусив, мы продолжим наш далекий путь!
Пока толпа, недвижимо расположившаяся вокруг кафедры, внимала словам командора, Цесаревич развил обширную деятельность. Он наполнил бак бензином, который, как и говорил Остап, оказался высшей очистки, беззастенчиво захватил в запас три больших бидона горючего, переменил камеры и протекторы на всех четырех колесах, захватил помпу и даже домкрат. Этим он совершенно опустошил как базисный, так и операционный склады удоевского отделения Автодора.
Дорога до Одессы была обеспечена материалами. Не было, правда, денег. Но это командора не беспокоило. В Удоеве путешественники прекрасно пообедали, и деньги, в сущности, еще не были нужны.
– О карманных деньгах не надо думать, – сказал Остап, – они валяются на дороге, и мы будем их подбирать по мере надобности.
Глава пятая
Подземное царство
Ежедневно, кроме воскресных и праздничных дней, в канцелярии юридической консультации, находившейся на Пушкинской улице в Одессе, можно было видеть конторщика в открытой белой рубашке с высоко подвернутыми рукавами. Утвердив веснущатые загорелые локти на письменном столе, конторщик вписывал в настольный реестр и нумеровал всевозможные бумаги, состряпанные тремя юристами, работавшими в соседней комнате. Когда конторщик поднимал голову, чтобы передать посетителю юридическое заключение, совет или справку, можно было рассмотреть его светлые удивительные глаза. Беспрерывный тихий свет исходил от левого живого глаза конторщика. Это был прекрасный продукт оптического мастерства – фарфоровый искусственный глаз лучшей немецкой выделки. Другой глаз оставлял тяжелое неприятное впечатление. Он точно походил на искусственный, но не было в нем ни доброты, ни живости. Шел от него мигающий ледяной свет. Этот глаз был настоящий.
У конторщика всегда было много работы. Консультация не успевала удовлетворять все растущие потребности граждан в юридических товарах. У населения было множество дел, требующих разъяснения, истолкования и помощи лиц, прошедших тяжелую школу юридической хитрости. Люди привыкли по каждому, даже самому вздорному поводу прибегать к могущественной помощи закона. Закон теребили, как комнатную собачку.
Человек, просидевший день в консультации, мог подумать, что жители беспрестанно оскорбляют друг друга словами, действием, а также путем клеветы в печати; что они заводят квартирные распри, неопрятны в своих любовных делах и бросают жен без материальной помощи с младенцами-пискунами на руках; что они не отдают долгов, захватывают чужую мебель и не платят за прокатные пианино. К счастью, сутяжничеством занимается не все население. Попадаются граждане, которые еще никогда не судились и даже не были свидетелями по чужим делам. Но число этих святых беззлобных душ уменьшается с каждым днем. Центробежная сила сутяжничества подхватывает застигнутых врасплох людей, вытягивает их в канцелярии юрисконсультов, вихрем проносит через прокуренные судебные коридоры, вталкивает в камеры следователей и запирает на три дня в свидетельские комнаты. Праздник юриспруденции принимает угрожающие размеры.
192 
