очень нудно 
106 
Звук открывшейся наружной двери прокатился по коридору и ударил ему в уши, как грохот вязанки дров, которую высыпали на выложенный каменными плитами пол. Шаги, потом тишина, потом охранник за его спиной вскочил и вытянулся по стойке «смирно», щелкнул каблуками, отдал честь. Сразу под побелкой стена была выкрашена в красный цвет. Под красным — серый. Под серым — желтый. Солнце жарит снаружи, стена потеет, на камне выступает соль. Громко закрылась дверь.
Вошли трое: капитан, грек и еще один, должно быть, Эберхардт. Капитан снял фуражку, потом китель. На греке военной формы не было, только зеленая повязка. Эберхардта ему было почти совсем не видно. Последние двое держались по большей части вне поля его зрения. В комнате было тихо. Капитан наклонился вперед, положив руки на стол по обе стороны от завернутого в мешковину предмета. Он посмотрел поверх головы Сола на тех двоих, что были у него за спиной, потом немного опустил глаза.
Он сказал:
— Имя и звание.
Значит, первый ответ Сола его не удовлетворил. Его последующие ответы, как выяснилось по ходу дела, также были неудовлетворительными, пожалуй, даже провокативными, при том, что повторял он их по три-четыре раза кряду, и каждый раз все быстрее. Вопросы и его собственные неудовлетворительные ответы раз за разом замыкали их обоих в порочный круг: невозможно было двигаться дальше, пока он не удовлетворил потребности капитана в том или ином фрагменте необходимой информации. Все эти фрагменты были — строительный материал, из которого прямо у него на глазах возводилась некая конструкция, тщательно продуманный нарратив, которого он сам ни ухватить в полном объеме, ни понять не мог. Но даже способы выхода из бесконечных повторов тоже были частью этой истории. Капитану было нужно что-то более интересное, чем истина, более убедительное и достоверное. Более значимое.
— Вы либо дезертир, либо предатель. Либо и то и другое, — снова начал капитан.
Его ответы на такого рода утверждения также оказывались неудовлетворительными — либо непоследовательными, либо неубедительными. Ту изумительную историю, которую пытался создать капитан, нельзя было построить из материала настолько дешевого и некачественного, какой давал Сол.
— Геракс оставил вас в живых по какой-то конкретной причине.
Да, конечно. Но почему? Почему так вышло?
В углу за его спиной была раковина. Он ее не видел, но слышал, как льется вода. Капитан мыл руки.
— Вы думали, она возьмет вас с собой? Да она бы вам горло перерезала в долю секунды. Может, спросим об этом ее приятеля? Он у нас, вам же это известно. Или, может быть, лучше показать вам кое-что. Речь ведь идет не только о вашем горле… — Он вынул грубо сделанный нож с коротким кривым лезвием.
В какой-то момент за дело взялся грек, хотя вопросы по-прежнему задавал капитан — или делал умозаключения, с которыми Сол должен был соглашаться.
— Давайте еще раз. Сколько? Как долго? Вопросы-то проще некуда. Нет, мы ничего не хотим слышать о состоянии ваших ног. Просто — сколько и как долго?
Потом он опять кивал греку.
— И еще раз.
Потом — перерыв, во время которого они менялись местами, а грек немного успокаивался. Слова постепенно становились какими-то спутанными, начинали повторяться, но с маленькими вариациями и подменами. Он постепенно переставал понимать, когда именно ему следует говорить, а когда слушать. Его ответы тоже становились спутанными; они противоречили друг другу, на что ему тут же и было указано. Капитан явно был разочарован. Его величественная конструкция рухнула, не успев как следует подняться. Фундамент у нее оказался гнилой. Материал, который поставлял ему Сол, был никуда не годным. Он говорил: «Нет», или: «Ничего», или: «Я не знаю», или: «Ни то ни другое». И все это ровным счетом никуда не годилось.
Капитан все кивал и кивал.
Он сказал:
— Я не немец. Я румын.
Он сказал:
— Я не солдат и не преступник.
Капитал кивнул в последний раз.
Он сказал:
— Я еврей.
— Взгляните на него.
Сол медленно повернул голову влево, в сторону, противоположную той, откуда раздался голос Эберхардта. Грек стоял, прислонившись к стене, весь в поту от проделанной работы. Он покосился на офицера и снова вернулся в состояние бесстрастной отрешенности. До Сола вдруг дошло, что его только что облили холодной водой, с головы до ног. Чтобы привести в чувство? Руки и ноги у него были отвязаны.
106 
