очень нудно 
122 
Второго свидетеля Михайлович встретил по чистой случайности. Журналист отправился на север, в горы, в нарушение установленных военными правил перемещения в этом районе. Но чем больше вопросов он задавал, тем менее разговорчивыми делались деревенские жители. Иногда эта неразговорчивость перерастала в откровенную тревогу. Если он становился слишком настойчив, ему угрожали, а из одной деревни даже выгнали вон. Он вернулся по собственным следам в Карпениси, где у него вышла ссора с проводником, после которой его арестовали и продержали под замком до утра. Здесь наконец странные реакции поселян получили более или менее внятное объяснение. Начальник местной полиции бросил ему в припадке раздражения, что «вот где у него сидят эти сумасшедшие немцы» — прежде чем принять штраф и отпустить куда глаза глядят. Ему напомнили, что иностранцам без особого разрешения находиться в этом районе запрещено — и посадили на автобус, идущий назад в Мессолонги.
Остаток этой детективной истории Михайлович раскатал еще на целую страницу, хотя исход ее был в принципе уже ясен. Взяв для начала несколько ложных следов, он в конце концов загнал нужного ему зверя в Навпакте. «Сумасшедшим немцем» оказался, естественно, Якоб, хотя путешествовал он с израильским паспортом. Его госпитализировали в порту после «нервного срыва», если верить доктору, который его пользовал. Была цитата и из доктора:
«Его привезла женщина, которая представилась его женой. Что-то там такое с ним приключилось прямо на квартире. Он был не в состоянии дать сколько-нибудь связный отчет в своих действиях, а женщина откровенно мешала. Упадок жизненных сил у него был полнейший. Вдобавок — параноидальный бред, которого он не отличал от реальности. Мы давали ему успокоительные. Он провел здесь четыре дня, после чего из Афин пришла карета „скорой помощи“ и увезла его».
«И это, — саркастически заметил Михайлович, — тот свидетель, которого мы предпочли Соломону Мемелю».
Статья заканчивалась полномасштабной атакой на «доморощенных комиссаров от культуры», которые проявили столько рвения, чтобы опорочить одного из лучших поэтов Европы, после чего Михайлович раскланивался, выразив надежду, что теперь они проявят ничуть не меньше рвения, чтобы загладить свою вину.
— А почему же вы ни разу не задались вопросом, он это сделал, господин Михайлович? — сказал Сол, вслух, по-немецки, вызвав недоуменный взгляд со стороны бармена.
Он закрыл журнал, положил в блюдечко несколько монет и вышел на улицу.
— Теперь самое время сказать, что мы думаем по этому поводу, — ликующим тоном проговорил Модерссон.
С тех пор как появилась статья в «Шпигеле», прошло три недели. За это время едва ли не все основные газеты и журналы отметились покаянными материалами по «Делу Мемеля». Сегодня настал черед «FAZ» [217], редакция которой заретушировала неудобную ситуацию расплывчатым обзором былых литературных мистификаций, размазанным аж на три полные страницы. И заканчивалось это все ханжески-благочестивым предостережением: «Теперь ставки стали выше. И литературные игры перестали быть играми чисто литературными. Теперь мы играем с нашей историей. И давайте больше никогда не ронять ее из рук».
— Они там что, в мячик играют или в рулетку? — спросил Сол, когда Модерссон зачитал ему по телефону последние строки.
— А еще они хотят взять у вас интервью, — сказал Модерссон, — Впрочем, сейчас все газеты этого хотят. Я тут поговорил с коллегами. Мы отберем восемь-девять изданий, причем даже не самых влиятельных. Несколько небольших журналов.
Голос у Модерссона снова звучал молодо, но манера речи была все такой же тягомотной. Разговору предстояло длиться и длиться, пока он дойдет до той точки, которой ждал Сол. Вчера он ходил на прежнее место жительства, в «Отель д'Орлеан», чтобы забрать у дряхлой консьержки почту.
— Телефон звонит постоянно, — тут же начала ворчать она, уткнув скрюченный указательный палец ему в грудь. — И все время вас спрашивают!
Модерссон принялся перечислять журналы, которые имело бы смысл пригласить, в порядке предпочтения. Рано или поздно Сол улучил момент, чтобы сумел прервать неумолимо ровное течение его речи.
— Знаете, господин Модерссон, мне вся эта затея кажется контрпродуктивной.
— Контрпродуктивной? Ну да, конечно, повторять одно и то же по десять раз — занятие утомительное. Пресс-конференция будет куда удобнее. Мы можем устроить ее прямо здесь, в издательстве, и пригласить побольше журналистов.
122 
