очень нудно 
295 
— Только через мой труп! — взвизгнул Агенобарб. — Это прерогатива нашей семьи! Это моя прерогатива!
— Чепуха! — ухмыльнулся Лентул Спинтер. — Тебя даже не избирают жрецом. Ты — записной неудачник.
— А теперь изберут! Как моего деда! Сделают сразу и жрецом, и великим понтификом!
— Нет! Ибо в борьбу вступлю я!
— Ты? — ахнул Метелл Сципион. — У тебя вообще нет ни единого шанса!
Резкий стук ножа, брошенного на драгоценную золотую тарелку, заставил всех замолчать. Помпей поднялся с ложа и, не оглядываясь, пошел прочь.
Пятого секстилия армия Помпея добралась до Фарсала и наткнулась на Цезаря.
— Отлично! — сказал Помпей Фаусту Сулле, милому мальчику, единственному из легатов, с кем он мог еще разговаривать. Фауст никогда не критиковал своего папочку-тестя и всегда смотрел ему в рот. Правда, был еще Брут. Тоже неплохой, скромный малый. Только скользкий! Всегда в тени. Избегает участия в трапезах, не является на советы. — Если мы остановимся на этом склоне, то лишим Цезаря доступа в Македонию.
— Будет сражение? — спросил Фауст Сулла.
— Мне бы этого не хотелось, но боюсь, будет.
— Почему они так рвутся в бой?
— О-о, — вздохнул Помпей. — Потому что солдаты из них никудышные. Они мало что понимают. Смыслит в войне один Лабиен.
— Но Лабиен тоже хочет сражения.
— Это личное. Лабиен жаждет схватиться с Цезарем и доказать, что он лучше его.
— А это так?
Помпей пожал плечами.
— Если честно, Фауст, я понятия не имею. Хотя основания для этого есть. Лабиен долгие годы был правой рукой Цезаря в Длинноволосой Галлии. Поэтому я склонен сказать «да».
— Сражение будет завтра?
Помпей замотал головой и, казалось, стал меньше ростом.
— Нет, еще нет.
Назавтра Цезарь развернул в боевой порядок войска. Помпей не ответил на вызов. Прождав несколько часов, Цезарь вернул войска в лагерь, в тень. Солнце припекало по-летнему, воздух был горячим и удушливо влажным. Наверное, от близости заболоченной поймы реки.
К вечеру того же дня Помпей созвал легатов.
— Я принял решение, — объявил он, стоя и никому не предлагая присесть. — Мы дадим сражение здесь, у Фарсала.
— Замечательно! — воскликнул Лабиен. — К утру я буду готов.
— Нет-нет, только не завтра! — в ужасе закричал Помпей.
Не получилось и послезавтра. Солдат вывели, но, похоже, лишь размять ноги. Ибо командующий выстроил их на высотке, а решиться атаковать после длительного пробега в гору мог только дурак. Поскольку Цезарь был не дурак, он и не атаковал.
Но восьмого секстилия, после захода солнца, Помпей опять созвал легатов, на этот раз в штабном отделении своего шатра, около карты, составленной из кусков искусно выделанной телячьей кожи.
— Завтра, — коротко сказал он и отступил. — Лабиен, объясни план.
— Это будет триумф кавалерии, — сказал Лабиен, подходя к карте и жестом приглашая придвинуться остальных. — Я имею в виду, что у нас в этом смысле огромное преимущество, а у Цезаря только тысяча конных германцев. Кстати, наши короткие стычки с ним показали, что часть его солдат овладела приемами, какими убии-пехотинцы отражают атаки вражеской конницы. Эти люди очень опасны, но их очень мало. Мы развернемся здесь. Горы и река — наши фланги. Даже с девятью римскими легионами мы превосходим Цезаря в силе, который из своих девяти легионов один непременно отправит в резерв. А в нашем резерве — пятнадцать тысяч воинов-иноземцев. Позиция тоже благоприятная. Мы находимся выше. И отойдем еще вверх, построив пехоту как можно компактней, чтобы дать место кавалеристам. Шесть тысяч всадников составят наш левый фланг возле гор, еще тысяча спрячется возле реки. Земля там слишком болотистая для эффективных маневров, поэтому лучники и пращники тоже сосредоточатся слева.
Лабиен помолчал, оглядывая присутствующих. Потом продолжил:
— Пехота будет построена тремя отдельными блоками, каждый в десять рядов. Все три блока ударят одновременно. У нас большой перевес. По моим сведениям, легионы у Цезаря далеко не полны, а наши укомплектованы полностью. Первую запыхавшуюся волну солдат Цезаря мы отбросим. Но вся прелесть замысла — в кавалерии. Пока лучники и пращники бомбардируют правый фланг неприятеля, мои конники неудержимой лавиной ринутся с гор, сомнут малочисленную кавалерию Цезаря, потом прорвут линию фронта и ударят противнику в тыл. — Лабиен отошел от карты, широко улыбаясь. — Помпей, теперь ты.
295 
