17 
Эти вопросы сводили Антона с ума. Он сделался раздражительным. И даже не пытался это скрывать. А когда смятение становилось невыносимым, он унимал его одним-единственным известным ему способом. Он шел к жене и занимался с ней любовью.
Эмили поражала Антона. Она без гордости и смущения боготворила его. Антону не доводилось прежде обладать женщиной, которая принимала бы не только его ласки, но и дерзость и откровенную грубость. Для Эмили все представлялось любовной игрой. При этом ее нельзя было назвать развратной. Она просто любила его и верила ему. Это поражало и одновременно пугало.
Женившись на дочери врага, Антон получил нечто гораздо большее, чем то, на что мог рассчитывать.
И теперь ему было сложно вдвойне, потому что само слово «любовь» для него ничего не значило. Он не верил в ее существование. Да, есть желания и страсти, да, он обожает секс, да, он умеет наслаждаться близостью с женщиной и многократно испытывал ревность. Но так же легко он мог покинуть любовницу, не испытывая никаких сомнений, и колебаний, когда понимал, что отношения себя исчерпали. В такую одержимость любовью, какую он наблюдал в Эмили, Антон не верил. Он был готов списать чувства своей жены на аффект, на экзальтацию, на наваждение, от которого она рано или поздно излечится, насытившись и протрезвев. Ему же надлежит всегда сохранять холодную голову.
После ленча Антон Диаз в течение трех часов водил Эмили по огромной яхте, знакомя ее с командой. С каждым он обстоятельно беседовал, чувствуя на себе влюбленный взгляд супруги и удивляясь тому, с каким вниманием она вбирает в себя каждое сказанное им слово.
Он водил ее по техническим отсекам и заставлял выслушивать пространные разъяснения, сознательно подвергая испытанию ее терпение.
Но она была сосредоточенна, как отличница на уроке.
— Что скажешь, Эмили? — спросил он жену в завершение экскурсии, когда не осталось ни одного угла, куда бы они не заглянули.
Она приникла к его груди, обхватила его лицо ладонями и сказала:
— Это вполне подходящая для тебя игрушка. Многие круизные лайнеры меньше твоей яхты. Когда ты причаливаешь, места для других на пристани уже не остается, — пошутила она. — Я обожаю тебя… обожаю, — вновь зашептала она, захлебываясь от переполнявших ее эмоций и дотягиваясь до его губ. Ее даже не смущало, что он испытующе и холодно смотрит на нее, нисколько не облегчая ей задачу.
— Все так, — сухо кивнул он и вновь зашагал по палубе.
— Антон, прости, что задаю слишком много вопросов. Но не мог бы ты мне сказать, куда мы плывем? Я спрашивала капитана, чтобы не утомлять тебя, но он ничего не ответил. Что это значит? Это какой-то секретный план? Ты решил сделать мне сюрприз в честь медового месяца? — затараторила она, семеня за супругом.
— Ты в чем-то подозреваешь меня? — резко остановившись, спросил ее Антон Диаз.
— Нет. Как ты мог такое подумать?
— Не доверяешь мне?
— Что ты, любимый?! Я верю тебе, как самой себе… Даже больше.
— Почему? — спросил он.
— Ты взрослее, умнее, опытнее. И я люблю тебя.
В очередной раз услышав от нее признание, он невольно поморщился.
— Нет никакой тайны в том, что каждый год в конце мая я прибываю в Монако на автогонки «Формула-1». В воскресенье как раз состоится Гран-при, я спонсирую одну из команд-участниц. Предпочитаю лично видеть, как они выступают. А после заезда принимаю участие в посвященной этому событию вечеринке. Так завелось. Понимаешь?
— Да, любимый, я тебя понимаю, — сказала она, и к ее ультрамариновому взгляду вновь вернулось сияние ангельской безмятежности. — Я и не предполагала, что ты энтузиаст гонок. Главное для меня, чтобы в воскресенье мы были вместе, а где — не имеет значения.
Антон посмотрел на нее и, сам не зная почему, неодобрительно покачал головой.
— Я не сказал, что вечерника пройдет на этой яхте, — невзначай добавил он. — А в понедельник мы отплываем.
С минуту Эмили изучающе смотрела на него. Антон смутился под этим взглядом. Богатый и властный, он тушевался от влюбленного взгляда женщины.
— Я не понимаю этого, — внезапно проговорила Эмили.
— Чего именно?
— У нас медовый месяц, а ты устраиваешь вечеринку с незнакомыми мне людьми, — констатировала Эмили. — Я этого не понимаю…
— Ты возражаешь против того, чтобы я общался с друзьями? — с радостью зацепился за намечающееся разногласие Антон Диаз.
17 
