очень нудно 
63 
— Если не ошибаюсь, с виски уже покончено? — Она озадаченно посмотрела на собеседника. — Скажи, а зачем ты вылил виски? Что-нибудь не так? Оно испорчено?
Уэскотт поставил локоть на согнутое колено и долгим взглядом стал смотреть куда-то вдаль, как будто мог разглядеть там нечто такое, о чем Катрионе знать, не дано.
— Нет. Просто именно из-за него я и стал таким.
Впервые обратив внимание, что руки Саймона постоянно дрожат, Катриона не удержалась и взяла его за руку.
— Ты же никогда не был совсем плохим человеком. Просто вел себя недопустимым образом в одних ситуациях или позволял себе шалости и грехи в каких-то других случаях.
Саймон коснулся рукой щеки Катрионы. Его пальцы ласково гладили ее подбородок, губы, и она невольно для себя приоткрыла рот в ожидании поцелуя. Стоило ей заглянуть в изумрудную бездну глаз Саймона, как сладостная дрожь охватила все ее тело. Уэскотт ошибался, у нее все-таки была лихорадка. Она горячила кровь в ее венах и сжигала все остатки здравомыслия, оставляя лишь нестерпимую страсть к нему.
Катриона прикрыла глаза, предвкушая восхитительные ласки его губ. Когда же этого не последовало, она почувствовала себя обманутой. Открыв глаза, она увидела, что Саймон стоит в нескольких шагах от нее, повернувшись спиной и уперев руки в бока. Что-то в его позе заставило Катриону также подняться на ноги.
— Меня наняли, чтобы сопровождать тебя к брату, — заговорил Уэскотт, — но не для того, чтобы я соблазнил тебя.
— Что это с тобой? Неужели совесть мучает? Может быть, приляжешь ненадолго? Я могу положить тебе на лоб холодную салфетку, уверена, это поможет.
Уэскотт обернулся и очень серьезно посмотрел на нее:
— Прошлой ночью ты едва не погибла из-за того, что моя совесть спала. И это не единственный случай, когда она подвела меня, — многозначительно добавил он.
— Да, как раз, поэтому я и бросилась в этот ручей, — с легкостью в голосе промолвила Катриона. — Я была в роли несчастной Офелии. Стоит ли жить с позором, зная, что собственный супруг фактически изнасиловал тебя?
Уэскотт сердито ткнул пальцем в ее сторону:
— Не называй меня этим словом!
— А как прикажешь тебя называть? — Катриона шагнула к нему навстречу, затем сделала еще один шаг, чувствуя непривычную легкость в движениях без чулок, нижнего белья и громоздких юбок. — Дорогой? Возлюбленный? Мой господин и повелитель?
Саймон попятился.
— Ты единственная женщина, которая способна привести меня в бешенство. Даже не знаю теперь, кто я есть. Из-за тебя я сам себя не узнаю!
— Зато я знаю точно, кто ты такой. Ты Саймон Уэскотт, известный распутник.
— Чертовски верно сказано! Наверное, меня нельзя назвать джентльменом, но я никогда не теряю самообладания и не становлюсь негодяем, даже когда пьян. Я умею соблазнять женщин, но я не насильник. — Он сокрушенно покачал головой и продолжил глухим низким голосом: — Я еще никогда не поступал ни с одной женщиной так, как это вышло с тобой прошлой ночью.
Катриона приблизилась еще на шаг.
— Может быть, ты всю жизнь мечтал поцеловать меня и не смог себя сдержать? А вдруг бы ты умер, если бы тотчас не овладел мной?
— Если уж говорить о смерти, то по-настоящему она угрожала как раз тебе.
— Ну, это лишь потому, что я забыла слова моего брата, сказанные много лет назад. А он говорил, что Кинкейды никогда не плачут, если могут сражаться. Значит, и мне нельзя было спасаться бегством той ночью. Я должна была остаться и бороться за то, что мне нужно было.
— И что же это было?
— Ты. Но не легендарный герой Саймон Уэскотт, а настоящий мужчина Саймон Уэскотт.
Саймон долго стоял в оцепенении и даже не дышал. Наконец он резко выдохнул и переменился в лице.
— Если ты так хорошо знаешь, что я за человек, то тебе должно быть известно и другое. А именно, что я мог бы преспокойно заниматься с тобой любовью, но не любить тебя.
Еще один шаг, и Катриона уже могла бы прикоснуться к Саймону.
— Я вовсе не прошу, чтобы ты меня любил. После этих слов настала очередь Саймона сделать шаг навстречу. Он порывисто обнял ее и стал осыпать поцелуями гладкие, упругие и теплые губы, словно хотел насладиться их ягодной сладостью, прежде чем проникнуть языком в ее рот.
Если прошлой ночью его поцелуй был больше похож на насилие, то сейчас губы Саймона дарили Катрионе нежность и ласку. В этом поцелуе соединились и удовольствие, и блаженство. Их языки соприкасались, танцуя в захватывающем ритме, и у Катрионы было такое ощущение, что она снова тонет. Только в этот раз не было уверенности, что ее жизнь можно спасти без этой животворящей сладости мужского дыхания.
63 
