Мы все понимали, что пройдет немного времени и король будет искать новую жену. Бедные королевы — Екатерина, Анна и Джейн! Кто будет следующей?
* * *
Но известия пришли не о следующей королеве, а совсем о другом. Кезая и Том Скиллен смеялись по этому поводу:
— Помилуй, Господи! Оказывается, монахи и монашки — обыкновенные люди.
— Вот уж этого никак нельзя было от них ожидать, — говорил Том, и они опять хихикали.
Другие отнеслись к новости серьезнее. Отец стал очень мрачен. Появилось несколько жалоб по поводу поведения монашек и монахов в различных женских и мужских монастырях по всей стране, что вызвало большие скандалы.
О них мне сообщила Кейт.
— Монаха нашли в постели с женщиной, — рассказывала она. — Его шантажировали, и он был вынужден платить несколько месяцев. У одного настоятеля есть два сына, и он старался найти им хорошие должности в церкви.
— Но ведь монахи не ходят в мир. Как же они могут все это делать? Кейт засмеялась.
— О, рассказывают целые истории. Говорят, что существует туннель, соединяющий женский монастырь с мужским, и что монашки и монахи встречаются и устраивают оргии. Говорят, будто есть кладбище, где они хоронят детей, которых рожают монахини, а иногда они тайком уносят их.
— Все это ерунда, — сказала я.
— В этом может быть доля правды, — настаивала Кейт.
— Но почему вдруг монахи и монахини стали порочными?
— Они уже давно такие, но обнаружилось это недавно.
Она не могла дождаться, когда увидит Бруно. Она хотела поддразнить его тем, что узнала.
— Оказывается, вы не такие уж и святые в ваших монастырях, — сказала она, лежа на траве и дрыгая ногами в воздухе.
Бруно смотрел на нее со странным выражением в глазах, которое я и раньше видела, но никак не могла понять.
— Это заговор, — горячо запротестовал он. — Это заговор, чтобы опорочить веру.
— Но вера не должна быть такой, чтобы ее можно было опорочить.
— Можно всякое придумать.
— И все это ложь? Как же это можно?
— Может быть, есть отдельные проступки.
— Значит, ты допускаешь это) — Я допускаю, что, может быть, несколько из этих историй и правда, но почему из-за одного-двух порочных монастырей надо опозорить все?
— Люди, которые претендуют на святость, редко такими бывают., Они все совершают безнравственные поступки. Посмотри на себя, Святое Дитя. Кто показал нам Мадонну?
— Это несправедливо, Кейт, — сказала я.
— Маленькие дети должны говорить только тогда, когда к ним обращаются.
— Я не маленькая! — с жаром воскликнула я.
— Ты ничего не знаешь, так что молчи. Я понимала, что Бруно чувствовал себя неловко, и догадывалась, что причиной тому было напряженная атмосфера в монастыре. Об этом рассказывал мне отец, вид у него был несчастный.
— Жизнь полна испытаний, — печально произнес он. — Никогда не знаешь, откуда и когда ждать следующего удара молнии.
— Кажется, все изменилось с тех пор, когда король стал менять жен, сказала я. — До этого все жили спокойно.
— Может, и так, — согласился отец, — а может, потому, что тогда ты была слишком мала, чтобы сознавать неприятности. Некоторые люди никогда этого не чувствуют. Я совершенно уверен, что твоя мать понятия не имеет об этих грозовых тучах.
— Она слишком поглощена тем, есть ли какая-нибудь тля на ее розах.
— Согласен, — сказал отец, мягко улыбаясь. И я подумала, какой он хороший человек и как бы он был доволен, если бы мог счастливо жить со своей семьей, подниматься вверх по реке на службу, где разбирал судебные дела, а потом возвращаться домой, чтобы послушать о наших домашних делах.
Мы могли бы вести спокойную, безмятежную жизнь. Но я все время пререкалась с Кейт, очень мало видела Руперта, а Саймон Кейсман, хоть и делал все от него зависящее, чтобы всем угодить, мне не нравился; матушка иногда раздражала меня тем, что была поглощена только своим садом, будто вне его ничто не имело значения; отец являлся центром моего мира, его настроение я всегда понимала, и, когда он тревожился о чем-нибудь, это беспокоило и меня. Поэтому и сейчас я была сильно обеспокоена. Мне очень нравились наши слуги, некоторые наши соседи. Матушка была щедрой женщиной: она следила, чтобы у ее нуждающихся соседей всегда были хлеб и мясо. Ни один нищий не ушел из нашего дома с пустыми руками. Нас считали свободными от предрассудков. Мы могли бы быть счастливы, если бы не слухи и тот факт, что сэру Томасу Мору отрубили голову, а его поместье конфисковали. Это были факты, которые даже моя матушка не могла игнорировать. Однажды она заметила, что сэр Томас должен был подумать о своей семье, а не о принципах. Тогда он принес бы присягу, и все было бы хорошо.