очень нудно 
28 
Кейт и я говорили о Бруно, в то время как другие говорили об Аббатстве.
— Мы должны попытаться увидеть его, — сказала она. — Можно пройти через дверь.
Я представила всех этих грубых людей, слоняющихся по Аббатству.
— Теперь этого делать нельзя, — сказала я. Кейт сразу поняла меня. Может быть, она живо вообразила, как ее хватают и силой тащат в одну из келий, ибо многие девушки рассказывали об этом. Подобные действия оскорбляли утонченную натуру Кейт. Кейт, скорее, хотела наслаждаться всеобщим восхищением, чем давать физическое удовлетворение. Как я убедилась позднее, она принадлежала к тем женщинам, которые хотят, чтобы их постоянно добивались, но редко завоевывали.
Теперь она уже не настаивала на том, что нам следует пойти через потайную дверь, но все время говорила о Бруно, и что-то в ее манере слова о нем наполняло меня уверенностью, что для нее он так же важен, как и для меня.
— Случится чудо, — сказала она мне, — вот увидишь. Все происходит ради этого. Вот почему он был послан. Его положили в ясли, чтобы сейчас он находился здесь. Вот увидишь.
Она выразила словами то, что у всех нас было на уме. Мы все ждали чуда. Чуда от Святого Дитя.
Тучи сгущались. И, наконец, наступила развязка. Но это было не то чудо, которого мы ждали.
Уже за полночь Кейт пришла ко мне в комнату. Она была очень красива в голубой ночной рубашке, с длинными рыжеватыми волосами, распущенными по плечам.
— Проснись, — сказала она.
Но я не спала. Я не знаю, очевидно, какое-то предчувствие удерживало меня ото сна в ту ночь. Мне казалось, что эта ночь должна стать концом целой эры.
Она сказала:
— Кезаи нет в ее комнате.
Я села на постели.
— Она опять с одним из тех мужчин.
— Да, она с мужчиной. Она в Аббатстве, я готова поклясться.
— Этот человек. Он опять послал за ней!
— Она довольно охотно пошла. Это… ужасно!
— Кезая всегда была такой.
— Да, я знаю. Мужчине стоит поманить ее пальцем — и она уже бежит за ним. Удивляюсь, как твой отец держит ее в доме.
— Я не думаю, что он знает.
— Он витает в облаках и может потерять голову, если не будет осторожен.
— Кейт, не смей так говорить!
— Я должна сказать то, что чувствую. Все так переменилось. Помнишь нашу поездку на коронацию Анны Болейн? Ведь все было по-другому! Теперь все изменилось.
— Нет, уже тогда были перемены. Перемены были всегда, но теперь, кажется, приближается трагедия… все ближе к нам.
Кейт сидела на краю моей кровати, сжав руки, задумавшись. Она не хотела волнений. Ей хотелось балов, веселья, удовольствия от дорогих нарядов, драгоценностей; чтобы мужчины мечтали о ней.
— Пора бы уже твоему отцу подумать о женихе для меня, — сказала она. — А он думает только о том, что происходит в Аббатстве.
— Мы все думаем об этом.
— Мы так давно не видели Бруно, — сказала Кейт. — Интересно…
Я никогда не видела раньше, чтобы она о ком-нибудь так беспокоилась. Она предложила:
— Давай поговорим о приятных вещах. Забудем Уивера, его людей, Аббатство.
— Надолго ли мы сможем забыть, — возразила я, — ведь это часть нашей жизни, и то, что случилось там, касается нас.
Но Кейт хотела говорить о приятных вещах. Например, о ее замужестве. О герцоге или графе, который представит ее ко двору. Он будет богатым и заботливым; но все это занимало только часть ее сердца. Я знала, что пока она говорила о будущем великолепии, ее мысли занимал Бруно. Было ли это предчувствие?
Кезая появилась в пять часов утра. Кейт увидела, как она, шатаясь, идет по двору и привела ее в мою комнату. Кезая была без туфель и чулок, ее ноги кровоточили; платье было разорвано, на плече я увидела большой синяк. Она казалась пьяной, но от нее не пахло спиртным.
— Что случилось? — воскликнула я.
— Она, кажется, помешалась, — сказала Кейт. — Что-то определенно случилось с ней.
Кезая посмотрела на меня и протянула руку. Я взяла ее. Рука дрожала.
Я спросила:
— Кезая, в чем дело? Что случилось? Тебя били. Она промолвила:
— Госпожа Дамаск. Я грешница. Ворота ада раскрыты для меня.
— Очнись, Кезая. Что случилось? Почему ты в таком состоянии?
— Она пришла из Аббатства, — сказала Кейт. — Ты пришла из Аббатства, Кезая. Не пытайся отрицать этого.
Кезая затрясла головой.
— Нет. Не из Аббатства, — произнесла она. — Я согрешила… я сотворила что-то ужасное. Я покаялась в том, что должно быть заперто здесь, — она била себя в грудь с таким неистовством, что я подумала: Кезая может сломать себе что-нибудь.
28 
