очень нудно 
85 
— По двум причинам. Призрак его совершенной жены. Он ненавидит все, что может отвлечь его от воспоминаний о ней. А еще есть Чарли. В общем, не важно. Capit?o никогда не возжелает меня. Не каждому дано иметь такие отношения, как у вас с мистером МакРивом.
Валькирию поразило ее утверждение — потому что они действительно ладили с Гарретом. Даже будучи бесцеремонным задирой-оборотнем, он мог оставаться удивительно терпеливым. Как например, когда обучал ее гаэльским фразам во время прогулок по палубе. Пару раз он хихикал над ее первыми попытками произношения. Но затем перестал смеяться, заметив, как быстро она схватывает.
И он был заботливым. Несколько дней назад Люсия услышала, как МакРив спорит с Шектером о получении «научной степени» за «ранее незарегистрированные находки». Снедаемая любопытством, она прокралась за угол, оглядываясь по сторонам.
В своих огромных ладонях шотландец бережно держал хрупкий кокон. Из него только что появившаяся бабочка с серебряными крылышками, отливающими перламутровым блеском. Валькирия в жизни не видела ничего подобного.
— Шектер, да на кой ляд мне сдалась честь первооткрывателя? — ворчал МакРив. — Я всего лишь хочу дать ей название.
— Хорошо, если вас не интересует научная репутация, тогда что мешает отдать эту разновидность мне и позволить дать ей имя? Ну, в самом деле, мистер МакРив…
— Шектер, иди ты на хрен со своей наукой. Я назову ее в честь своей леди, и если ты скажешь еще хоть слово, то получишь эту бабочку, залитой кровью из твоей яремной вены.
Профессор длительное время безмолвствовал, беспомощно открыв рот. Наконец, откашлявшись, произнес:
— М-м, ну, в общем, да, конечно. Так как вы назовете ее?
— Люсия Инкантата[50], - прошептал МакРив. Пальцы на ногах валькирии загнулись, когда он рассеянно добавил:
— Напоминает мне о ее глазах …
Теперь Люсия мечтательно вздыхала всякий раз, вспоминая выражение лица Гаррета в тот момент.
Той же ночью он «удивил» ее бабочкой, установив в каюте противомоскитную сетку и поместив «Люсию Инкантата» внутрь.
Подарки не иссякали. Стоило Люсии упомянуть, что ей понравились цветки гигантских Викторий, как на следующее же утро, проснувшись, она обнаружила прекрасную белую лилию возле кровати. Ваза? Вымытая бутылка из-под пива Iquite?a.
Но верхом всего стал подаренный им самопополняющийся колчан. Люсия ахнула, когда МакРив гордо вручил его ей.
— Тебе посчастливилось наткнуться на валявшийся где-то на борту колчан?
Такой изящный, с прекрасными кожаными ремешками, которые можно пристегнуть на спину или к бедру.
— Держал при себе все это время.
Та штука, завернутая в кожу, которую она видела у него в сумке…
Это означало, что он все равно вез Люсии подарок даже тогда, когда был безумно на нее зол.
— Ты стащил его у фей?
Ухмыльнувшись по-волчьи, Гаррет заметил:
— Ну, точно могу сказать, что в продаже их нет.
— МакРив!
Однако, как только ей удалось справиться с безумным восторгом, она ощутила затаенную печаль. Это был дар мужчины, возможного возлюбленного и в то же время вещь, предназначенная Лучнице. Как жаль, что ей не суждено иметь и то и другое вместе. Но все же она щедро вознаградила оборотня за заботу…
Он не обещал подарков, как имеют привычку делать многие мужчины — МакРив просто вручал их, услаждая ее валькирийскую сущность.
Да, на палубе все шло своим чередом. А внизу, в каюте Люсии и Гаррета, бурлила страсть.
В любое время дня, как только начинался дождь, он протягивал ей руку с неизменной фразой:
— Приди, Лауша.
Этот же приказ он отдавал ей позже, когда хотел, чтобы она достигла пика наслаждения. Люсия уже дрожала от предвкушения к тому моменту, как они добирались до каюты.
Закрыв рот валькирии рукой и заглушая ее крики, МакРив проделывал с ней невообразимо греховные вещи. С каждым разом он все настойчивее захватывал ее тело, целуя более страстно, прикасаясь все более покоряюще. Люсия знала, что ликан считает ее своей женщиной — одна мысль об этом приводила в сильнейшее возбуждение.
В первую ночь на борту МакРив сказал, что она будет молить, чтобы он оказался в ней. И был прав. Когда Гаррет, широко раздвинув ее бедра, томительно ласкал лоно, это сводило ее с ума. Особенно, если, поглаживая средоточие ее женственности, он шептал на ухо:
— Наступит день, когда я войду сюда, в тебя, глубоко. Ты будешь горячая и влажная и обхватишь меня, словно перчатка.
85 
