131 
Себастьян ласкал ее висок своими губами.
— Тебе нечего стыдиться, детка. И перед Богом, и перед законом я — твой муж.
Он повел ее через холл к теплу очага, подбросил поленьев на тлеющие угли и расстелил одеяла. Затем, немного помедлив, положил поверх них отрез клюквенного атласа.
Пруденс опустилась на колени в мерцающий круг света, дрожа от охватившего ее возбуждения.
Себастьян снял с себя бриджи и предстал перед ней обнаженным. Скачущие языки пламени окрасили его кожу в бронзовый цвет. Она никогда еще не видела его таким смущенным. Здесь, среди руин своего детства, он сбросил с себя все маски, в плену которых провел большую часть своей жизни. И сейчас Себастьян не был ни разбойником, ни джентльменом, ни шотландцем. Он был просто мужчиной, могущественным и, в то же время, ранимым в своем чувстве к ней. И сегодня он был ЕЁ мужчиной.
Себастьян опустился на нее своим телом, и Пруденс потянулась к нему, упиваясь им, страстно желая открыться навстречу ему и впустить его глубоко в себя. Ее пальцы пробежали по его восставшей плоти, восхищаясь силой желания.
Себастьян не мог устоять против ее пылкого призыва. Вся его решимость любить ее медленно, сначала доставить наслаждение ей и только потом утолить свою страсть, растаяла, когда ее гладкие бедра раздвинулись одним чувственным, соблазнительным движением, приглашая разгадать скрытые тайны ее женского естества.
Себастьян поднял вверх ее рубашку дрожащими руками и коснулся живота.
— Ты такая восхитительная.
Его чуткие пальцы пробежали по ее телу и остановились там, где под тонкой тканью поднималась упругая грудь, увенчанная бутончиками розовой сборчатой плоти.
Себастьян толчком вошел в нее, заполняя ее зовущие глубины жаром своего неистового желания. Его страсть к этой женщине можно было сравнить с безудержной, не ведающей контроля стихией, мечущей громы и молнии.
Сегодня Пруденс управляла бурей, освобожденная от стыда и страха за будущее. Она вбирала в себя пламенную энергию этой бури, не пытаясь укротить ее порывы. Ее бедра двигались в едином ритме с ним, допуская его глубоко в самый таинственный, самый сокровенный уголок своего тела. Она впервые открыла для себя удивительное чудо чувствовать его внутри себя.
Пруденс обняла руками спину Себастьяна, наслаждаясь ощущением его взбугрившихся мускулов, напряжением тела, углубляющимися и ускоряющимися толчками. Ее стоны слились с его восторженными хриплыми выкриками.
Себастьян почувствовал, как наслаждение его возрастает, достигая неведомых вершин удивительно быстро. Он обещал доверившейся ему женщине любовь без нежелательных для нее последствий, но его страсть к ней была так огромна, что уже не было сил остановиться. Настойчивый внутренний голос побуждал его остаться глубоко внутри ее лона, выплеснуть в него семя и навсегда привязать к себе своим ребенком. Но ребенок не удержал его мать от рокового шага в небытие. Солнце ласкало округлость ее живота, когда она шагнула из окна и исчезла из его жизни навсегда. И Себастьян не хотел, чтобы его любовь к Пруденс была омрачена чувством вины перед ней за свое безрассудство. За миг до логического завершения акта он оттолкнулся от нее. Она протянула к нему руки, и он упал рядом, зарывшись лицом в ароматные пряди волос.
Себастьян оперся на локоть и любовался спящей Пруденс. Она полулежала на животе, ее мягкие ягодицы прижимались к его животу, а руки, как у ребенка, были сложены под щекой. Даже во сне она была неотразима.
Он протянул руку и отвел волосы с ее лица. Легкий румянец играл на скулах. Веера темных ресниц чуть подрагивали, затеняя нежную кожу под глазами. Губы, все еще припухшие от его поцелуев, были приоткрыты.
Она спала крепким сном удовлетворенной в своих желаниях женщины, пресыщенной и обессиленной ночью любви.
При воспоминании о ночном безумии Себастьян вновь почувствовал возбуждение. Его страсть становилась диким, неукротимым зверем, когда дело касалось Пруденс. Он прижался к теплым, манящим изгибам ее тела, наслаждаясь каждой минутой близости с нею. Она пошевелилась, тихо застонав. Быть может, она видела его во сне? Ему хотелось владеть ее мыслями, ее снами, ее телом. Но сейчас приходилось довольствоваться только тем, что было в пределах его досягаемости.
Как истинный вор, он вошел в нее сзади, лаская и дразня до тех пор, пока не почувствовал отзывчивости ее тела и не услышал страстные призывные крики, рвущиеся из ее горла. С деликатностью, о которой он забывал, забираясь в карман или стаскивая кольца с пальцев леди, Себастьян погрузился в ее жаждущее тело. Сокровище, извивающееся от восторга в его руках, стоило золота всего мира. И никогда обладание золотом не доставляло ему такой чувственной радости.
131 
