До Мак-Кея донеслись ритмичные удары топора и тихий скрежет металла о камни. Он прикрыл глаза от солнца и огляделся вокруг. Чуть ниже по склону мужчина строил низкую каменную стену, выступавшую над долиной. Яркие лучи золотили его рассыпавшиеся по плечам волосы. Рядом с ним стройная женщина срубала мотыгой упрямые плети мертвого плюща, ползущие вверх по воротам. Темное облако ее волос развевалось на ветру.
Во дворе веснушчатый парень с ворчанием вонзал топор в корни массивного пня. Аккуратная поленница золотилась под навесом сарая.
Круто переплетенные корни пня с треском лопнули, и парень, потеряв равновесие, повалился назад. Пробормотав ругательство, он поднялся и с удовлетворением оглядел свою работу. Несмотря на холодный ветер, пот струился по его худому веснушчатому лицу. Парень рукавом запыленной рубахи небрежно стер его и увидел наблюдавшего за ним Мак-Кея.
Он уронил топор.
— Хвала Всевышнему! Поклянитесь мне, что вы — судья. Милостивый Боже, я сдаюсь! Мой папаня всегда говорил мне, что я буду наказан за свои проделки, но я никогда не верил ему.
Рыжий повеса зашагал к Мак-Кею, протягивая к нему с мольбой перепачканные землей руки.
— Вы ведь отправите меня в Эдинбург, да? Может быть, они пристроят меня в работный дом, где мои усталые кости смогут немного отдохнуть.
Мак-Кей усмехнулся.
— Ты, должно быть, Джейми, сын священника? Тот, которого он выудил из сточной канавы в Глазго. — Мак-Кей огляделся. — А где же другой? Здоровый парень, с которым он бегал по вересковым пустошам?
— Тайни остался в своем коттедже.
Джейми прищурился и подозрительно взглянул на бумагу в руке Мак-Кея.
— Если вы не судья и это не постановление на арест, откуда вы так много знаете о нас?
Мак-Кей загадочно улыбнулся.
— Не судья, парень. Просто поклонник.
Джейми фыркнул.
— Большинство моих поклонников — особы женского пола. — Он оглядел рукоятку палаша, выглядывающую из складок пледа. — У вас случайно нет дочки?
— Нет, детей нет.
Низкий бархатный смех привлек их внимание к двум фигурам, отчетливо вырисовывающимся на фоне лазурного неба.
Себастьян сидел на каменной кладке с Пруденс, уютно устроившейся у него между ног. Он приподнял ее лицо к своему и нежно поцеловал.
Комок застрял в горле у Мак-Кея, и он смущенно отвернулся. Запрятав пергамент в складки пледа, он вытащил золотые карманные часы.
Джейми вздохнул и сокрушенно произнес.
— Предупреждаю вас. Вам лучше возвратиться туда, откуда вы пришли. Если они увидят вас, считайте, что дела ваши плохи. Они заставят вас доить цыплят и натирать козьи яйца быстрее, чем вы сможете вспомнить свое имя.
Мак-Кей со щелчком откинул крышку часов с гравировкой.
— Ну-ка, взгляни на время. У меня важная встреча в деревне. Боюсь, мне придется зайти к твоему хозяину в другой раз.
Он круто развернулся и зашагал вниз по склону, придерживая рукой бьющийся о сапоги палаш.
— Постойте, — окликнул его Джейми. — Вы не представились. Как я должен о вас доложить Себастьяну? Кто его спрашивал?
Весело насвистывая, Мак-Кей все дальше уходил от замка. Встряхнув головой, Джейми поднял топор и с силой ударил им по пню. Соскользнув с скрученного в жгут корня, топор, тускло блеснув лезвием на солнце, вонзился в землю в опасной близости от ног Джейми. Он вскинул голову.
— Ах ты, дьявольщина! Мак-Кей — хитрый старый ублюдок!
Но старика уже не было. Солнце освещало опустевшую тропу.
Джейми взглянул на противоположный склон. Себастьян вытащил веточку плюща из волос Пруденс и щекотал ею жену под подбородком.
Джейми с вожделением оглядел низкорослую раскидистую сосну.
— Мой папаня всегда говорил мне, чтобы я научился не совать нос не в свое дело, — пробормотал он.
Прокравшись под дерево, Джейми устроился поудобнее и надвинул шляпу на глаза в надежде вдоволь поспать.
Себастьян отставил в сторону ведро с раствором и стоял, уперев руки в бедра, критически оглядывая свою работу. Он задорно взглянул на Пруденс, приглашая и ее полюбоваться результатами его труда. Но женщина с угрюмой решимостью на лице яростно атаковала ворота, срывая с них цепкие плети плюща. Скрученные засохшие листья запутались в прядях ее волос.
Себастьяну захотелось рассмеяться над своей самоуверенностью. Он восстановил каменную стену, чтобы защитить Пруденс от вересковой пустоши, раскинувшейся внизу, в глубине души хорошо понимая, что даже мощная крепость будет бессильна оградить ее от всех опасностей. Дыхание вересковой долины, утопающей ли в яркой зелени лета или полыхающей пурпуром приближающейся осени, будет доноситься до замка ветром и туманом, минуя любые барьеры, которые он воздвигнет на его пути. Но не долина убила его мать, а безжалостный нрав отца.