очень нудно 
46 
Он облизнул губы, словно пробуя ее на вкус, Элизабет Петре, тридцатитрехлетнюю женщину, родившую двоих детей, так и не познавшую страсти.
Она потрогала его. Она облизнула свой палец и стала изучать его губы с наивным любопытством женщины, находящейся на пороге открытия.
Он мог дать ей это. Он мог раздвинуть ей ноги и дразнить ее клитор и ее лоно до тех пор, пока каждым движением своего члена не заставит его увлажниться и открыться ему навстречу, готовое принять все: его язык и плоть, его прошлое, свой экстаз, английскую гордость и арабское сладострастие.
Рамиэль открыл верхний ящик своего письменного стола и аккуратно положил туда листок, прижав его золотой ручкой.
Тогда на балу Элизабет не поняла, зачем он рассказал ей историю о Дорерамс и короле. С помощью этой сказки он хотел объяснить, что избавит ее от мужа. Теперь же пришло время действовать.
— Пошли, — хрипло приказал он Мухаммеду.
Снаружи в тусклых лучах рассвета их ждала двуколка. От лошадей поднимался горячий пар, растворявшийся в жидком серебристом тумане. И лишь скрип маленького легкого экипажа дважды нарушил тишину утра. Первый раз, когда в него взобрался Рамиэль, и во второй, когда за ним последовал Мухаммед, как всегда легкий и грациозный в своем неизменном развевающемся плаще и наряде бедуина.
Не теряя времени на разговоры, Рамиэль передал вожжи Мухаммеду. Корнуэлец гортанным голосом приказал лошадям тронуться с места. От резкого толчка Рамиэля отбросило назад на сиденье. Холодный сырой воздух освежил его лицо. Ритмичное цоканье копыт и скрежет колес экипажа наполнили улицу. Над высокими крышами домов розовым светом занималась заря.
Он больше ни о чем не спрашивал Мухаммеда. В этом не было необходимости. Скоро Рамиэль своими глазами увидит человека, который, сам того не подозревая, послал ему Элизабет.
У нее под глазами явственно виднелись темные круги. Что не давало ей спать? Мысли о сыновьях? Или «Благоуханный сад»? О ком она думала, лаская себя в постели, — об Эдварде Петре… или о нем, Рамиэле? Экипаж занесло на повороте.
С этого места Оксфорд-стрит, переходившая в Риджент-стрит, пользовалась дурной славой. Узкие улицы и такие же узкие дома пребывали здесь в полном запустении. Краем глаза Рамиэль заметил силуэт мужчины, развлекавшегося с проституткой в дверном проеме. Вдоль улицы плелся торговец со своей тележкой, направляясь в более прибыльные районы.
— Мы приближаемся к магазину.
Рамиэль поглубже натянул шляпу и обмотал вокруг шеи темный шерстяной шарф.
Мухаммед мягко натянул вожжи и остановил лошадей.
— Там, — указал он.
На первый взгляд магазин ничем не отличался от тысячи ему подобных маленьких магазинчиков из красного кирпича. Однако, присмотревшись, Рамиэль отметил, что его фасад был заметно темнее, чем у остальных зданий на улице, а окна заколочены досками. Над магазином слабо мерцал тонкий луч света. Очевидно, наверху находилась комната, и там кто-то был.
Рамиэль легко соскочил с двуколки на мощенную булыжником мостовую; послышался хруст попавшего под сапог сучка, встревоженная звуком лошадь нервно попятилась. Рамиэль рассеянно успокоил животное и продолжил свой путь. Лишь эхо удалявшихся шагов раздавалось в ранней предрассветной тишине.
Входная дверь магазина тоже оказалась заколоченной досками, сплошь покрытыми листками объявлений, — попасть в здание через этот проход было невозможно. Другая дверь, расположенная сбоку от входа, явно вела наверх, но была заперта изнутри.
Он разочарованно смотрел на слабый луч света, пробивавшийся из окна комнаты всего в четырнадцати футах над его головой. Ему ничего не оставалось, как терпеливо ждать, пока Петре и его любовник спустятся вниз.
Рамиэль осмотрелся вокруг в поисках укромного уголка, откуда он мог бы незаметно вести наблюдение. Ниша у входной двери показалась ему вполне подходящим местом. Спрятавшись в ее тени, он натянул шарф до самого носа, чтобы хоть как-то заглушить царивший здесь запах мочи, джина и гниющих отбросов.
Послышались ритмичное цоканье копыт и скрип приближавшегося легкого экипажа. Кеб остановился прямо перед магазином, всего в двадцати футах от убежища Рамиэля. Небольшой фонарь, прикрепленный сбоку, отбрасывал желтый круг света, выхватывая из темноты понурый загривок черно-белой клячи. На козлах экипажа темнела неподвижная фигура в надвинутом на глаза котелке.
46 
