99 
Господи! Кто-то пытался отравить ее сыновей! А вместо них отравил ее.
Вибрирующая темнота давила на Элизабет; она казалась ей непроглядно черной, подобно жуку, которого она проглотила. Подкатившая к горлу тошнота заставила ее быстро откинуть простыни и спустить с постели ноги. И тут рука Элизабет запуталась в шелковой мужской рубашке, которая оказалась на ней вместо пеньюара. Она замерла. Чья-то рука нежно провела по ее спине, затем скользнула под тяжелые пряди волос и коснулась шеи.
— Останься.
Элизабет содрогнулась. Голос Рамиэля резал ей слух, в то время как его горячая ладонь исследовала места, не имеющие ничего общего с шеей.
— Мне нужно идти… — Она прикусила губу. — Мне нужно в туалет.
— Тебе помочь?
Элизабет резко дернулась в сторону, подальше от его руки.
— Спасибо, не надо.
С трудом встав с постели, она молча добралась до ванной и закрыла за собой дверь. Когда Элизабет вернулась, Рами-эль, не стыдясь своей наготы, сидел на краю кровати со стаканом в руках. На тумбочке горела зажженная им лампа.
Рамиэль протянул ей стакан.
— Выпей это.
Элизабет уставилась на воду, стараясь не смотреть на его смуглое мускулистое тело.
— Ты знаешь, что произошло?
— Да, я знаю, — спокойно ответил он. — Возьми стакан. Тебе сейчас нужно пить побольше жидкости.
— Я не хочу пить.
— Чем больше ты выпьешь, тем быстрее твое тело избавится от кантаридина.
Элизабет старалась не смотреть в его бирюзовые глаза, полные заботы и понимания. Очевидно, Рамиэль был прекрасно осведомлен о действии яда, который она проглотила. И сознание того, что он знал о мучившем ее желании, ставило Элизабет в еще более унизительное положение.
— Я выпила галлоны воды и по-прежнему… — Она нервно сглотнула, — во мне все горит.
— Тогда позволь мне облегчить твои страдания. Сердце Элизабет подпрыгнуло.
— Я хочу уйти.
Где-то в глубине дома раздался звук захлопнувшейся двери, затем послышался скрип кровати. Рамиэль медленно пересек комнату и остановился перед ней.
— Выпей воды, Элизабет. Мы обо всем поговорим утром.
Она невольно перевела взгляд со стакана на его мускулистую грудь, покрытую густой порослью пшеничных волос, которые стрелой спускались к животу. Тело Рамиэля казалось напряженным; на кончике его побагровевшего члена блестела капелька влаги, подобно росе на спелой, сочной сливе. Потеряв над собой контроль, Элизабет выбила из рук Рамиэля стакан.
— Я же сказала, что не хочу пить!
Стакан, расплескав в воздухе прозрачную воду, сделал дугу и упал на восточный ковер. На светлом ворсе расплылось несколько темных пятен.
На какую-то долю секунды Элизабет показалась, что это не она, а кто-то другой совершил этот бессмысленный поступок. Шок, злость и страх — все эти чувства, усиленные диким желанием, мучившим ее все больше и больше, полностью овладели ею.
Казалось, Рамиэля не шокировала ее выходка. На его печальном лице отражалась лишь озабоченность, словно он столкнулся с очень трудной задачей. Элизабет не была ни послушной дочерью, ни преданной женой, ни даже капризной любовницей, которая чем-то недовольна.
— Ты лгал мне, — произнесла она ледяным тоном. Бирюзовые глаза Рамиэля потемнели.
— Да.
— Ты сказал, что с тобой я буду в безопасности.
— Да.
— Тогда мне незачем ждать здесь до самого утра. Нам не о чем говорить, и, чтобы не слишком утруждать тебя, я сама найду себе кеб.
— Когда ты пришла сюда, Элизабет, ты знала, что я тебя не отпущу.
Сжигавший изнутри ее огонь превратился в настоящий пожар.
— И поэтому ты решил уничтожить моих сыновей, чтобы они не мешали тебе развлекаться.
В мгновение ока руки Рамиэля оказались на ее плечах, а его пальцы больно впились в ее кожу.
— Что ты сказала?
— Моя мать предупреждала меня.
Элизабет должна была испугаться, однако в эту минуту она могла думать лишь об одном — о жаре его пальцев, проникавшем сквозь тонкую шелковую материю, о том, как эти пальцы, погрузившись внутрь ее тела, нашли самое заветное место.
— Она сказала, что ты не примешь чужих детей. Ты пытался убить моих сыновей!
У Элизабет перехватило дыхание, когда Рамиэль с силой притянул ее к своей груди.
— Ты сама не веришь в то, что говоришь, — проскрежетал он.
Дыхание его было горячим; оно еще больше разожгло бушующую в Элизабет страсть, и ей уже было все равно, верит она своим словам или нет. Накануне Рамиэль спрашивал ее, пришла бы она снова к нему, если бы ее сыновьям не угрожала опасность. А этим утром, когда Элизабет хотела одна навестить своих детей, он заявил, что не позволит ей исключить его из своей жизни. Яд широко распространен на Востоке, и Рамиэль хорошо знал его действие. Он также знал, что корзина предназначалась для ее сыновей — мальчиков, которые мешали его развлечениям.
99 
