24 
— Нет. Ты, может быть, и хотела, чтобы я оказался Фрэнком, тебе это было необходимо, но ты точно знала, что я не Фрэнк. Ты знала.
— Перестань, перестань… Я не хочу больше говорить об этом. Я просто хочу все забыть, — с досадой промолвила она.
— А ты думаешь, я не хочу? — грубо парировал Роберт. — Думаешь, мне приятно знать, что ты воспользовалась мной, вывалила на меня все свои тайные девичьи мечты, эти чертовы грезы только потому, что не смогла заполучить моего брата?
Шарон побелела от того, в каком тоне он говорил с ней. Роберт и раньше по любому поводу не скупился на колкости, мог разозлиться, вспылить, но он никогда не был так дерзко интимно откровенен с ней.
— Что, нечего сказать?
— Это… это не так было. Ты позволяешь себе, как если бы я… если бы это…
— Разве не так? Ты говоришь, что хотела бы все забыть. Что же, давай надеяться, что мы оба сможем позволить себе хотя бы это…
В голосе его слышалась угроза. Шарон подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Они были холодны, как Ледовитый океан, и так же безгранично жестоки.
— Что… что ты имеешь в виду? — нервно спросила она.
— Подумай головой, детка, — мрачно посоветовал ей Роберт, — Этой ночью, по твоему настоянию… мы занимались любовью. И конечно, ты не настолько наивна, чтобы забыть, что у нашей связи могут быть последствия?
— Последствия… — растерянно повторила Шарон, сообразив, что он имеет в виду. — Нет, — в ужасе возразила она. — Не может быть… Мы не могли…
— Могли, могли, — прервал ее Роберт, — и еще как могли, если мне память не изменяет.
А поскольку у меня до сих пор не было необходимости обращаться к врачу, я не сомневаюсь, что способностью успешно размножаться Бог меня не обидел. Мое потомство всегда не за горами. Всегда, в том числе и этой ночью.
— Перестань, прекрати, — молила Шарон, закрыв лицо руками и всхлипывая. — Ты просто хочешь напугать меня. Я не… ты не…
Роберт отрывисто засмеялся. Когда она снова взглянула на него, то была встречена пренебрежительной гримасой.
— Какая скромница… Ты даже не можешь выговорить это слово. Какая скромность, какая добродетель… и, Боже, как все это неуместно. Мне что, повторить то, что ты лопотала мне ночью? О чем умоляла меня? — Он был безжалостен. — Повторить? Как ты молила меня наполнить тебя…
— Нет, нет, — всхлипывала Шарон, — говорю тебе, это была ошибка.
— Ошибка? — Роберт укоризненно покачал головой. — Нет, мисс Дуглас, это не просто ошибка. Это — твоя ошибка, Шарон. Твоя ошибка!
Он отпустил ее так внезапно, что она пошатнулась. Казалось, пол уходит из-под ног. Но когда Роберт протянул руку, чтобы поддержать ее, она сердито отмахнулась. Шарон душили слезы. Ужасно хотелось забиться куда-нибудь в угол, так, чтобы никто ее не видел, и вволю выплакаться.
— Не знаю, как я могла поверить, что ты — это Фрэнк! — изнывая от слепого, бессильного бешенства, вскипела она. — Ты совсем не такой, как он. Фрэнк — добрый и нежный, он… он бы никогда…
— Что никогда? Никогда не возбудил бы тебя так, как я, никогда не заставил бы тебя так страстно желать его, никогда не дал бы тебе почувствовать, что значит по-настоящему быть женщиной? Это ты собираешься сказать мне, Шарон?
— Нет! — бросила она в негодовании.
— Нет, — вкрадчиво согласился Роберт. — Ты не способна быть честной даже перед собой. Ты предпочитаешь свои милые, уютные, сопливые девичьи грезы. Ну, попытайся посмотреть правде в глаза… Когда же до тебя дойдет, что если бы ты оказалась в постели с Фрэнком, то наутро проснулась бы девственницей только потому, что он не хочет тебя.
— А ты хотел? — с сомнением протянула Шарон, собираясь с силами, чтобы отвергнуть тягостную истину.
— Я просто хотел женщину, — цинично пояснил Роберт, — а ты предложила мне себя. Дареному коню в зубы не смотрят.
— Ты меня удивляешь. Никогда не думала, что тебя устроит женщина, сердце которой принадлежит другому мужчине…
— Кто сказал, что я удовлетворен? Если ты в самом деле считаешь, что твоя незрелая подростковая любовь хоть самую малость меня удовлетворила, то тебе еще многому предстоит учиться. Только не думай, что я еще раз соглашусь стать твоим учителем.
— Не беспокойся, я и не претендую, — огрызнулась Шарон, но гнев ее уже стихал. Она ощущала пустоту и слабость, и не только от стыда за свое необъяснимое поведение в постели. Она была уязвлена тем, что так неопытна в сексе.
24 
